‒ Не все умения людям полезны, ‒ неуверенно предположил он. ‒ Нет пользы, не получишь и платы.
‒ А свобода твоя тогда где же? Получается, всю твою жизнь определяют не твои, а чужие желания?
‒ Нет, ты и определяешь… ‒ Эвин заметил лазейку и торопливо устремился туда: ‒ Ты определяешь за себя. Чему учиться, с кем идти рядом… Вот соткал полотно, а сколько за него заплатят, не одному ж тебе решать. Ты свою цену сказал, другой свою; не сошлись ‒ ты с полотном остался, он с деньгами. А разбойник ‒ как если бы ткач ловил людей и силой им полотно пихал. А им, может, и вовсе его не надо.
‒ А если не надо никому, ‒ промурлыкал Луч, ‒ бедняге ткачу умирать с голоду? Или менестрелю.
Ну, конечно. Само собой. К этой-то мысли всё и шло: менестрель ‒ тот же разбойник. Бесполезный…
‒ Но они слушают песни, ‒ безнадёжно возразил он. ‒ Им нравится. Оттого и обидно: уменье твоё берут, а после… будто не слушали, не просили петь ещё… как забывают. А воровство… Вон тот парень в деревне сказал: в дом бы не пустил. И многие бы не пустили. А если пришёл к трактиру, и ни петь, ни идти больше не можешь, и денег ни гроша ‒ и что делать? Если сразу говорят: менестрель, бездельник, попрошайка, притворяется, гнать в трясины, не то сопрёт чего… и сам виноват, путь-то сам выбирал…
‒ Да. ‒ Луч прищурился, глядя ему в глаза. ‒ Путь выбираешь сам. Менестрель. Или разбойник. Так?
‒ Нет! Разбойники ничего не дают взамен, просто… ‒ он помолчал, обдумывая, и медленно повторил: ‒ Они ничего не дают. Признают лишь силу. Свою. И лишь свою свободу, а у других свободу забирают. Но ведь если у тебя от природы особый талант, значит, для него есть достойное место в Сумраке. Воин, певец ‒ они ведь нужны кому-то на самом деле. Только надо этого кого-то найти. А не отнимать чужое.
‒ И разбойник даёт кое-что. Ты ему добро, он тебе ‒ жизнь, правильно? Разве жизнь ‒ это мало?
‒ Но она и так твоя. Дать можно то, чего у тебя не было. А угрожать жизни ‒ это тоже… отнимание.
По губам Луча скользнула едва заметная улыбка.
‒ Отнимание, м-да… Хорошо. С разбойниками всё ясно. А менестрели? Они не требуют, не лишают свободы, они нужны, коль скоро люди слушают их. Ты сказал: если заслужил, это увидят. Менестрели трудятся и вполне заслуживают платы ‒ и деньгами, и уважением. Но кого видят в них? Попрошаек.
‒ Этого я не понимаю, милорд, ‒ печально вздохнул Эвин. ‒ Никогда не понимал. Это несправедливо.
‒ Несправедливо. Как если тебя вдруг ударил тот, кого ты ничем не обидел. Но тогда ты, разумеется, имеешь право защищаться? Ударить в ответ?
