Проклятие Звёздного Тигра. Том II | страница 26



Боги, с какой радостью согласился бы он помочь другу любым другим способом, пусть связанным с горем, с самой жестокой болью! Если бы Вилу стало без него легче, он сумел бы даже уйти навсегда. Но о расставании не может быть речи: Вилу он нужен. Вил сам ему сказал! Энтис вспоминал, и на сердце у него теплело… даже сейчас, когда впереди — тяжкий грех не только для Рыцаря, но и для всех, кто имеет понятие о чести. Нарушить слово. Если бы он мог отдать долг, всего лишь войдя в эллин!

Они стояли на одном месте так долго, что подозрения Вила окончательно переросли в уверенность: в предприятии с загадочной книгой, которая почему-то хранится в лесу, не всё ладно! Но спросить… вынудить Энта говорить о том, о чём он явно говорить не хочет…

— Мы пришли. — Энтис прислонился к дереву; его руки бесцельно теребили край плаща. Вил никогда не видел друга столь растерянным: он выглядел так, словно вдруг ослеп или блуждает в густом тумане.

— Энт… мой Дар всё равно бы пробудился. А если даже и нет, мне хватает того, что ты просто рядом.

— О чём ты? — тихо спросил Энтис, не глядя ему в лицо.

— Мне казалось… — Вил прикусил губу. — Сам не знаю. Помни, и всё. Ну, где твоя лесная книга?

Энтис встал на колени и принялся осторожно разгребать ножом землю меж двух узловатых корней; и вскоре извлёк на свет свёрток в телячьей коже, покрытый плесенью и густо облепленный слизняками. Представив, в каком состоянии окажется книга, Вил едва не застонал, но сдержался и молча наблюдал. Энтис обтёр свёрток пучком травы, развернул, и там обнаружился второй слой кожи, уже почти сухой, потом третий, а из-под него показалась деревянная шкатулка размером в четыре ладони. Крышка была украшена замысловатой резьбой, а в центре искусно сплетались в узор буквы: Ф, К, Т.

Энтис поднёс шкатулку к лицу и с нежностью коснулся букв губами. И тихонько объяснил:

— Это имя отца. Феннел Крис-Тален. А вырезала мама. Она много вырезала из дерева… только всё сгорело. На, возьми, — и, рывком сдёрнув крышку, протянул шкатулку Вилу.

Вновь обёртка из телячьей кожи тонкой выделки, а в ней — книга. И явно побывала в огне: кожаный переплёт обгорел и закоптился, и от названия, вытисненного серебром, осталось лишь две-три буквы. Вил покосился на безмолвного друга, положил книгу на колени и кончиками пальцев поднял переплёт.

Она сохранилась куда лучше, чем можно было предположить по внешнему виду: до текста огонь не добрался, задел лишь края листов. И на первом из них алым золотом пылали слова: Книга Семи Дорог.