Он шёл к дому местного Вэй, а звуки за спиной красноречиво свидетельствовали: приговор усердно приводится в исполнение. Чен надеялся, что (ради своей же безопасности!) Джаэлл сумеет сдержаться. Парень, в общем, заслужил; а Джаэлла будет жаль, если ослушается Магистра, и придётся его наказать.
Трясины Тьмы! Неверин Тэнли — вот кого охотно бросил бы на колени под кнут! Больше всех в этой мерзости виноват самодовольный ленивый тип, именующий себя Вэй! И тут, в Таднире, все такие, как на подбор. А Звезда завидует Ченселину Тарису из-за благосклонности Верховного. Если запихнуть его в Таднир — проявление благосклонности, страшно и представить участь того, кем Брэйвин недоволен!
Дом был отделан резьбой из мраморного дуба — вейлин явно желал казаться человеком утончённым. В Аэтис, ехидно отметил Чен, эта резьба давно вышла из моды, а бедняжке Неверину, который так за модой гоняется, и невдомёк. Ну, если в деревне процветает столь «доброжелательное» отношение к менестрелям — немудрено, что свежие новости из столицы до почтенного вейлина не доходят…
Дверь распахнулась под его взглядом, и он стремительно вошёл, не утруждаясь тем, чтоб соблюсти приличия и подождать, пока хозяин выйдет к нему сам. В итоге тот едва с ног его не сбил, поспешно выскочив навстречу. Чен, этого и ожидавший, успешно избежал столкновения и прошествовал мимо него в комнату для гостей — ледяной, высокомерный, с откровенно саркастической усмешкой. С нею же огляделся и сел, скрестив руки на груди, — не в одно из обитых дорогим бархатом кресел, а на краешек стола пурпурного винного дуба, плащом «случайно» сбросив на пол бокал. Хрупкая вещица с нежным звоном разбилась. Вейлин гневно сузил глаза (бокалы из тонкого дешелетского стекла стоили недёшево), но промолчал. Чен приятно улыбнулся. Неверину повезёт, если отделается только бокалом.
— Ваш свет озаряет мою душу, вэй’Ченселин, — сдержанно приветствовал его вейлин.
— А вот ваш свет, Неверин, — «вэй» он оскорбительно опустил, — души моей, к глубочайшему моему прискорбию, не озаряет. — Его голос угрожающе заледенел, оставаясь тихим и даже мягким, — один из любимых приёмов Каэрина. — Вы, по всей видимости, полагаете, будто смысл вашего пути в Сумраке — отделка дома в подражание столичным бездельникам и приобретение предметов роскоши, достойных по меньшей мере Магистра. Каковым, если слух и память мне не изменяют, вы отнюдь не являетесь.
Кружево Неверина натянулось до медно-кислого изумрудного звона и искрилось от ярости.
