, убилъ, и въ нѣсколько талій записалъ на Аглаева безъ малаго десять тысячь. Аглаевъ сосчиталъ, поставилъ карту до
десяти тысячь, проигралъ, вынулъ Ломбардный билетъ на эту сумму, и пересталъ играть.
Но сердце y него сильно билось; онъ выпилъ еще стаканъ Шампанскаго, съ Зильцерскою водою; спросилъ себѣ еще трубку, и сѣлъ подлѣ стола. Между тѣмъ Шурке билъ нещадно Удушьева; тотъ бѣсился, рвалъ карты, кидалъ ихъ на полъ, и бранилъ, какъ только можно хуже, Шурке, который хладнокровно продолжалъ метать. Змѣйкинъ и Вампировъ были въ небольшомъ выигрышѣ. Наконецъ Удушьевъ подмѣтилъ руте, поставилъ темныя, и началъ отыгрываться. -- "Ну братъ! ужь отъ руте моего ты не оттасуешься!" -- сказалъ онъ. -- "Послушайся меня, Петръ Ѳедоровичъ, ставь мое руте, и повѣрь, что мы лихо надуемъ этого дьявола!" -- Аглаевъ взялъ опять карты, и ему начало было рутировать, но вскорѣ злодѣйка измѣнила! Спросилъ новую колоду, сдѣлалъ онъ еще очередь, но также пренесчастную! Голова y него кружилась, и отъ вина и отъ проигрыша. Онъ самъ себя не помнилъ, кинулъ и эту очередь подъ столъ, взялъ еще другую колоду, испытывалъ на мирандоль, на фаску, на окуловку, на ворожбу, на разсчетъ; но все было безполезно -- необыкновенное несчастіе преслѣдовало его неотступно. Нѣсколько разъ переставалъ онъ играть, и расплачивался; всѣ ломбардные билеты его были на неизвѣстнаго; онъ боялся оставлять ихъ дома, потому, что слуги y дяди его были воры и пьяницы. Опять начиналъ играть Аглаевъ -- къ свѣту кончилась игра, и онъ остался въ проигрышъ семьдесятъ тысячь рублей, т. е. большую часть капитала своего....
Въ отчаяніи, въ какомъ-то странномъ положеніи, какъ будто въ помѣшательствѣ ума, поѣхалъ онъ домой. На другой день, съ сильною головною болью, отъ пьянства, обжорства и проигрыша, едва всталъ онъ съ постели, проклиналъ судьбу свою, рвалъ на себѣ волосы, и даже мысль о самоубійствѣ сходила ему въ голову. Но постепенно успокоился онъ, и вспомнилъ, что наканунѣ, за обѣдомъ y Удушьева, звалъ ихъ всѣхъ въ этотъ день Змѣйкинъ къ себѣ, и что онъ сговорился ѣхать къ нему, вмѣстѣ съ Удушьевымъ, который не зналъ его квартиры. "Авось сегодня буду счастливѣе!" думалъ Аглаевъ. "Неужели Фортуна будетъ вѣкъ меня преслѣдовать? Попробую въ послѣдній разъ, и ежели отыграюсь, то -- даю себѣ клятву: вѣкъ впередъ картъ въ руки не брать! Нѣтъ! такое душевное волненіе и страданіе слишкомъ тяжелы, никакое здоровье не можетъ перенесть положенія, въ какомъ былъ я вчера и сегодня! Это, просто, сведетъ меня преждевременно во гробъ." Мысль о милой, доброй женѣ, о дѣтяхъ, мучила его -- онъ не могъ удержаться отъ слезъ, легъ на постелю, и горько плакалъ....
