Аглаевъ не зналъ, какія найдти выраженія, для изъясненія благодарности.
"Дайте мнѣ вѣрющее письмо, и я тотчасъ начну хлопотать," сказалъ Фрипоненковъ.-- "Но, почтеннѣйшій Петръ Ѳедоровичъ, вы должны это знать -- дѣло весьма важное: слишкомъ три тысячи душъ, и, можетъ быть, болѣе милліона денегъ. Вы можете вообразить, что она ничего не пожалѣетъ. Вамъ также надобно приготовиться къ большимъ пожертвованіямъ. Впрочемъ, вся справедливость на вашей сторонѣ, и и навѣрное отвѣчаю вамъ головою моею, что вы дѣло выиграете -- жалѣть нѣчего!...
-- Все такъ, любезный мой Осипъ Гавриловичъ -- отвѣчалъ Аглаевь.-- Но откуда мнѣ взять денегъ? имѣніе y меня небольшое, и я много долженъ; повѣритъ-ли мнѣ кто нибудь, въ ожиданіи будущихъ благъ, пока я выиграю дѣло?
"Ежели такъ," отвѣчалъ Фрипоненковъ, показывая видъ, что онъ увлеченъ усердіемъ своимъ къ Аглаеву -- "я готовъ послѣднимъ, что имѣю, жертвовать для васъ. Беру всѣ хлопоты и издержки на себя -- что будетъ, то будетъ! Мнѣ Богъ поможетъ защитить невиннаго. Притомъ-же я увѣренъ, что вы не оставите меня, и ежели выиграете дѣло, то -- вознаградите мои убытки."
Аглаевъ бросился цѣловать его, и, въ первомъ движеніи, схвативъ перо и бумагу, далъ подписку, что онъ поручаетъ ему имѣть ходатайство, по дѣлу о наслѣдствъ послѣ покойнаго дяди, и, въ случаѣ успѣха, обязывается заплатить ему двадцать тысячь рублей,
Фрипоненковъ положилъ подписку Аглаева въ карманъ и простился съ нимъ, обѣщаясь съ завтрашняго-же дня приступить къ дѣлу.
Вскорѣ послѣ того Аристофановъ возвратился домой; по прежнему наговорилъ онъ много привѣтствій Аглаеву, благодарилъ, что онъ остановился y него въ домѣ, разсказывалъ о подвигахъ своихъ, также по прежнему часто задыхался, кашлялъ, и Аглаевъ съ горестію увѣрился, что дядюшка его сдѣлался еще смѣшнѣе, чѣмъ былъ прежде
Оба удивлялись, и были въ восторгѣ отъ поступковъ столь необыкновеннаго чудеснѣйшаго и добрѣйшаго Фрипоненкова, который совершилъ свое обѣщаніе. На другой день, утромъ, онъ явился къ Аглаеву-же съ написаннымъ уже набѣло вѣрющимъ письмомъ и заготовленною имъ просьбою на Лукавину.
"Я вчера такъ былъ возстановленъ противъ нея" -- сказалъ Фрипоненковъ -- "что не могъ успокоиться, пока не написалъ просьбы; цѣлую ночь трудился, и кажется, ничего не упустилъ къ изобличенію въ ложномъ поступкѣ." Онъ прочелъ въ слухъ просьбу, въ которой такъ ясно выведены были всѣ обстоятельства, такъ хорошо изъяснено подозрѣніе въ подложности духовной, что всякій другой, немного поопытнѣе Аглаева и поразсудительнѣе Аристофанова, долженъ-бы усомниться въ Фрипоненковъ, который не могъ еще, не имѣя въ рукахъ духовной, знать до такой степени всѣ подробности.
