Он стал расспрашивать Марусю о том, что неужели никто не искал его, не спрашивал о нем?.. Нет — никто! Все считают его, значит, убитым, и она — его Гальшка! Куда бежать? Где теперь искать ее?
Он был еще полон своим ужасом и не мог справиться с возникавшими один за другим вопросами, когда в хату вошел дядя Семенко. Добродушный старик в себя не мог прийти от радости, убедившись в чудном исцелении спасенного им человека. Он тотчас же принес ему его платье и оружие, его пояс с зашитой в нем казною.
Он рассказал ему, как напал, бродя по лесу, на место битвы, как осмотрел все трупы…
— Все до одного побывшились — один ты только шевелился, да стонал полегоньку. Поглядел я тебе голову — здорово тебя рубанули, сердешного… Знаю я одну траву такую — всякие порезы, обжоги, как рукой снимает… Вот я и взвалил тебя на плечи, да и до дому с тобой добрался… Думал — поправишься ты через неделю, другую, ан у тебя Господь разум и отнял! Ну, да что теперь толковать об этом…
И старик снова радовался и спрашивал, как по настоящему звать-величать их богоданного Ванюшу.
— Дмитрий Андреевич — вот мое имя, — ответил князь Сангушко.
Он не знал, как и выразить свою благодарность этим людям. Он предложил Семенке всю его казну, зашитую в пояс, просил оставить ему только на дорогу. Но старик упорно отказался от этого. Не из корысти взял он к себе умиравшего воина, не объел тот его, не обездолил — и своего добра довольно; да и куда здесь деваться с деньгами, на что они в глуши полесской, где ничего не покупается и не продается, где живут люди только тем, что дает земля-кормилица. Одежда — так и ту Маруська изо льну да из овечьей шерсти сама мастерит…
Обещал Семенко и коня добыть Дмитрию Андреевичу.
Только куда теперь поедет добрый молодец? Тоска навалилась ему на сердце — и давит, не отпускает. Чай, в лесу теперь только кости белые остались от его храбрых ратников, за него живот свой положивших. Где жена-голубка, ненаглядная красавица? Надругалась, натешилась над нею и мать злодейка, и злодейка кручина… Быть может, и она уж в земле сырой… А старый пестун, Галынский?.. а Федя?! Болело, болело бедное сердце Дмитрия Андреевича, лютая тоска к самому горлу подступала, душила — а слез нет, не вылились они, не выплакались, а камнем тяжелым канули в глубину душевную…
Одна надежда — князь Константин Острожский: к нему теперь ехать — он и правду скажет, и наставит, и поможет.
Заторопился Дмитрий Андреевич, спрашивает дядю Семенко про дорогу к Острогу. А старый знахарь никогда из своего лесу и не выглядывал… Правда, слыхал он от прохожих людей про Острог-город, но этот Острог-город представляется ему чем-то сказочным, далеким.
