«Прости. Я не хотел», – говорят его глаза, когда они выезжают с парковки.
«Все в порядке, – отвечают ее. – Я слишком бурно отреагировала».
«Мне жаль, что такой важный вечер испорчен», – снова говорят его.
«Мне тоже».
Хочет или нет, Дарья действительно жалеет, что отказалась примерить серьги. Могла бы проявить уважение и хотя бы приложить к ушам. Наверняка это очень дорогое украшение, даже по меркам хорошей жизни Озерковых.
– Домой? – А вот настоящий вопрос вслух, но они как будто уже поговорили и все прояснили: в салоне автомобиля ни единого облачка враждебности.
– Домой, – кивает Дарья, позволив телу немного расслабиться.
Всю дорогу они едут молча. Не потому что что-то не так, а как раз наоборот: примирительная тишина невидимым зверьком сидит у каждого из супругов на шее, покачивая белым пушистым хвостом.
Уже дома первым делом, пока не сняла платье, Дарья направляется в ванную и перед большим кристально чистым зеркалом примеряет подарок мужа. Все не так уж и сложно, правда? Одна сережка, вторая. Щелкает замочек, другой.
В дверях ванной появляется Денис: тоже еще в своем смокинге, но галстук уже расслабленно висит на шее; в волосах же притаился дикий вихрь, в который так и хочется запустить руки.
– Ты прекрасна, – улыбается Денис, словно и не было всей этой сцены в ресторане.
Вместо ответа Дарья тянется к мужу, ища в нем скорее материнской поддержки и этих вечных «все будет хорошо», нежели крепкого мужского плеча. И слова не заставляют себя ждать:
– Все будет хорошо.
Но ничего уже не будет.
Звон тарелок, фоновый шум разговоров, тяжелый кофейный аромат. Люди в рабочих костюмах терпеливо стоят в очереди в ожидании своей порции кофеина, чтобы потом целый день делать то, чему они, будь у них выбор, предпочли бы непрезентабельность и отсутствие всяких переоцененных напитков в фирменных картонных стаканчиках.
Но то, что нам интересно, происходит вовсе не в очереди, не в гуще событий, а у самого окна, где предусмотрительные владельцы кофейни разместили длинный сплошной столик с высокими стульями, похожими на барные, и с мягкой сидушкой. Столик расположен так, что, сидя за ним, можно часами наблюдать за суетящимися за окном горожанами: опаздывающими, ожидающими, модными или безвкусными. Живое телевидение без перерыва на рекламу и напрасного ожидания благополучной развязки.
На одном из этих стульев сидит мужчина, явно немного тяжеловатый для легкой конструкции. Замшевый коричневый пиджак, толстые коротковатые пальцы с подстриженными под корень ногтями и старомодная шляпа с небольшими полями, которая бы больше подошла американскому ковбою, нежели офисному сотруднику двадцать первого века. Больше ничего и не видно – лицо загораживает свежая газета.
