— Глупости не говори! Отец с дядькой тебя многому научили, да ты не пользовался. Наверное, медведь мозги встряхнул и на место поставил.
Вспомнив случившееся, парень слегка побледнел, но быстро пришёл в себя, тряхнул головой, разгоняя грустные мысли, и поднялся из-за стола.
— Благодарствую за еду и советы добрые. Пойду еще вёдра потаскаю.
— Иди, милый, иди, — сказала я вслух, а про себя подумала: «У меня домовой еще не кормленный».
— Оболтус!, — констатировал вслед князю Филипп.
— Не скажи, милый, — осадила я котика. — Вот ты кот, а сможешь мышку поймать?
— Не знаю, не пробовал. Да и не надо мне это. Ты же накормишь?, — почесал за ухом фамильяр.
— Вот то-то и оно. Родиться кем-то — не значит им быть. Акамир родился княжичем, но Марья, балуя безмерно, не дала младшему сыночку расти стоящим воем и правителем. Финист, похоже потакая ей, махнул рукой, надеясь на сакраментальное «авось». Ситуация в нашем родном мире частая. Мамашки из сына воспитывают «сыночку», прикрывая юбкой от малейших неприятностей. Даже будучи глубоко и прочно замужем, говорят, что дети «мои», а не «наши», — не подпуская отца к воспитанию. Вот и «мельчают» мужчины в России. Чтобы хоть как-то доказать свою принадлежность к мужескому полу, отпускают бороды и часами пребывают в брадобрейных салонах, ухаживая за ними, тратя немалые суммы.
Переведя дыхание после эмоциональной речи, я увидела, как удивлённо-внимательно меня слушали Филипп и Трофим.
— Так ты из-за этого сбежала из нашего мира?, — нарочито равнодушно спросил кот.
— Лапушка, сотый раз говорю, что не сбежала, а провалилась случайно, — взяла на руки кота и потёрлась щекой о его шёрстку. — Не бросала я тебя, дурашка. Ты всё ещё обижен?
— Нет. Просто к слову пришлось, — зверёк, не терпящий, когда его хватают и тискают, вывернулся из рук и спрыгнул на пол. — Открой дверь, пойду погуляю.
Оставшись вдвоём, мы с Трофимом присели за стол. Он пил травяной чай, я сварила себе кофе.
— Так ты не здешняя?, — сделав вывод из услышанного, спросил домовой.
— Нет, дедушка, почти местная. В другом измерении жила. Переходила мостик, упала, и закружила меня Вселенная. Дважды поменяла мне тело и возраст, миры и знакомых.
— Так и есть… Когда с моста падаешь, может занести неведомо куда, прибить невесть к какому берегу, — старичок задумчиво кивал нечёсаной головой и думал о чём-то своём.
— Давно здесь живёшь, Трофим?, — сменила тему разговора.
— Вот как избу поставили, так и живу здесь. Родом я из деревни, что много выше по реке. В добром дому жил, у справных хозяев. Служил честно, и они меня не обижали. В тот год весна спорая была. Ночью к крайним избам вдруг река подступила. Я только от сна пробудился, а тут беда. Насилу хозяина добудился, как вода нахлынула. Схватили они с жёнкой детей в охапку, и в окно бежать — дверь из-за воды уже не открыть было. Я им в мешок сунул припасы, одежонку и кошель заветный припрятанный да следом в окошко выкинул. Спаслись они. Успели выскочить… Меня река вместе с домом подхватила и унесла. Думал, что к Водяному в хату служить пойду, но повезло, и прибило растерзанный рекой сруб на отмель. Прыгнул на берег — и бежать подальше от воды. Хорошо, услышал речь человеческую. Непонятно, правда, говорили, не по-нашему. Избу эту осматривали, что-то правили. Шмыгнул в ворота открытые, забрался по крыльцу, затаился в горнице под печью и уснул от усталости и страха пережитого. Так и прижился здесь. Только странные хозяева в дому сём. Меняются часто, законов наших не блюдут, меня не привечают. Жил как сирота, хоть и не обижали нарочно. Ты первая ведающая, — Трофим заглянул мне в глаза и с надеждой спросил: — Надолго сюда?
