Моё путешествие подошло к концу так же неожиданно, как и началось. С одним отличием: меня никто не бил по голове, и мне удалось довольно основательно всё рассмотреть. А посмотреть было на что. Мы въезжали в большое селение, сплошь состоящее из шатров и палаток. Ни одного каменного или деревянного строения я не видел, или они просто не попадались мне на глаза среди этого моря шатров.
Наш караван вышел на большую поляну, не занятую шатрами, и стал забирать чуть в сторону, первый ряд палаток остался по правую руку. Пройдя так с полчаса, караван повернул налево и, чуть углубившись в поселение, через двадцать минут вышел ещё на одну поляну.
– Ургар! – окликнул меня Угрук.
Я повернул голову.
– Да?
– Ургар, прошу, когда мы будем на арене, убей меня быстро! – выпалил скороговоркой орчонок и убежал.
Я сидел с ошарашенным лицом. Наверное, сейчас я был похож на неведомых зверей пучеглазов. О чём вообще говорит этот пацан? Судя по тому, что меня везли куда-то и очень хорошо кормили, ясно, что для чего-то я нужен. А из слов Угрука следует – быть мне на арене, на которой убивают. Вывод? А вывод таков: быть мне гладиатором на потеху публике.
Когда стало ясно, для чего меня везли в клетке, я как-то успокоился. Всё равно уже ничего не изменить. Но никогда нельзя опускать руки, вот я и решил, что если уж умирать, то с гордо поднятой головой. Не для того я терпел все эти «командировки».
Решётка поползла вверх, уже не вызывая никаких чувств, кроме отвращения. За шесть лет решётка поднималась и опускалась множество раз, так что я уже привык. За ней шёл длинный коридор, выводящий на арену. Как только я выйду на песок, за спиной опустится каменная плита. Тот, кто строил арену, хорошо подготовился к возможному бунту или мятежу. С арены не сбежать, слишком высокие стены. Из темницы тоже, только если кто-то поможет извне, так как каждая камера выглядела как колодец с дырой в потолке на высоте десяти метров, через которую спускали пищу.
За всё то время, что я нахожусь в этом «Колизее», мне приходилось сражаться множество раз. После второго года я стал, можно сказать, знаменит, так как пока мне не нашли достойного соперника. Но это не говорит о том, что все мои бои были лёгкими, просто я из кожи вон лез, чтобы не проиграть, иногда просто вырывая себе победу зубами в прямом смысле этого слова.
Первый мой бой состоялся как раз с Угруком. Нет, я не ханжа и убивал детей, когда брал штурмом города. Но там, скорее, это была дань милосердия. Например, зайдёшь в дом, а там солдатня уже прирезала мать и отца и глумится то ли над старшей сестрой, то ли ещё над кем, а в кроватке надрывно орёт младенец. И что, скажете взять его? А куда я его дену? Оставить? А кто за ним будет ухаживать, кто его будет кормить? Некому уже. Соседи? Так после того, как город захватывают, соседям не до всяких чужих детей. Вот и получается, что ждёт этого ребёнка долгая мучительная смерть. Проще добить.
