Из лиц, имевших власть, в царскосельском дворце бывали генерал Корнилов, военный министр Гучков и министр юстиции Керенский.
По данным проведенного расследования, я не могу не признать, что, несмотря на неблагодарную роль, которую он принял на себя, и на некоторую сухость к нему со стороны императрицы, генерал Корнилов все же не оставил у государей чувства недоброжелательства к себе.
Показания Теглевой:
«Сообщив нам о своем аресте, Императрица передала нам лишь факт. Я не заметила в ней никакого чувства враждебности к Корнилову».
Показания Волкова:
«Генерал Корнилов приезжал арестовывать Императрицу. Я его видел своими глазами… Он держал себя с достоинством, как держали себя все приезжавшие в былые времена во дворец. Императрица нисколько не была огорчена после отъезда Корнилова. Я уверен, что он лично не сделал Императрице ничего плохого и не оскорбил ее».
Показания Занотти:
«Состояние духа императрицы не изменилось после приезда Корнилова. Лично он не сказал ей ничего неприятного».
Когда Император узнал в Тобольске из газет, что Керенский объявил Корнилова изменником, он не смог скрыть от окружающих свое глубокое возмущение и негодовал за Корнилова.
А вот Гучков был в Царском Селе всего один раз, когда Император еще не приехал после своего отречения. Почему он прибыл? Я не знаю. Никто из окружения Императора не смог мне это объяснить.
Я допрашивал Гучкова в Париже 15 сентября 1920 года в качестве свидетеля, но по очень специальному вопросу, предполагая, что он даст мне более развернутый ответ. Но его поведение позволяет мне предположить, что он не хотел говорить больше. Таким образом, я вынужден объяснять его визит к Императрице по данным расследования, не настаивая на том, что эти показания вполне соответствуют истине.
Показания князя Львова:
«Гучков ездил в Царское Село в качестве военного министра. Делал ли он тогда доклад по поводу своей поездки Временному правительству? Этого я не помню. С кем он там имел общение? Я не знаю».
Показания Занотти:
«После Корнилова к нам во дворец приезжали и другие люди. Насколько я припоминаю, среди них был и Гучков. Я хорошо помню, что Императрица тогда очень волновалась и выражала свое недовольство: ей было неприятно их видеть. Но она виделась тогда с Гучковым (я теперь хорошо помню: да, это был Гучков). Потом она мне говорила, что приезд его был бесцелен, и что Гучкову незачем было приезжать».
Волков говорит о визите Гучкова во дворец следующим образом: «Я не знаю, зачем он тогда приезжал к Императрице. Его никто не просил приезжать. Он явился сам и без предупреждения. Когда он шел назад, один из офицеров свиты, основательно пьяный, обратился ко мне, гардеробщику Мартышкину и лакеям Труппу и Предовскому (мы стояли вместе) и злобно крикнул нам: «Вы — наши враги. Мы — ваши враги. Вы все тут продажные». Он это кричал громко, с неприличными жестами, как пьяный человек. Я ответил ему: «Вы, милостивый государь, в наших чувствах ошибаетесь». Больше я ничего не стал ему говорить. Гучков шел впереди этого пьяницы, на расстоянии всего нескольких шагов, и он даже головы не повернул на эти слова. Он не мог не слышать этих слов». Эти слова, без сомнения, относились не к лакеям, а к хозяевам дворца.
