- Привет, Индюк! - заорал я и неожиданно трахнул его по спине.
- О Господи! - взвыл Индюк и скатился на дно воронки.
Он лежал там и трясся, не говоря ни слова и с укором глядя на меня. Только тут мне стало ясно, что я повел себя совершенно по-дурацки, когда стукнул его по спине и заорал. Сами понимаете - от неожиданности он мог и обделаться.
Я выставил голову над краем воронки и осторожно огляделся вокруг. Неподалеку сквозь кусты просвечивала стенка паркового туалета, пестрая от надписей и поцарапанная пулями в каких-то недавних битвах. Никого я не увидел, но оба "Апача" обстреливали восточный край парка, откуда все громче доносились пулеметные очереди и глухие разрывы ручных гранат.
Индюк уже перестал глядеть на меня укоризненно. Правда, несколько раз он довольно гадко обозвал меня, обвинив в активном Эдиповом комплексе и пассивном гомосексуализме, после чего подполз ко мне и выставил башку из воронки.
- Ты чего здесь делаешь, Индюк? - спросил я.
- Да вот, торчу, - отвечал он. - С самого утра.
- В школу опоздаем.
- Обязательно.
- Так может, вылезем?
- Иди первый.
- Нет, ты иди первый.
И вот тогда-то все и началось.
Край парка расцвел феерией ослепительных оранжевых вспышек. Мы оба нырнули на дно воронки, в путаницу проводов телефонного кабеля, которые вылезали из земли, будто кишки из распоротого брюха. Весь парк затрясся от взрывов - одного, другого, третьего. А потом залаяло стрелковое оружие, завыли снаряды и осколки. Мы услышали визг атакующих:
- Лятуууува!
И сразу же после этого грохот ручных гранат, бубнящий голос М-60 и лай АК-74, совсем близко.
- Лятуууува!
- Эт'твои, - прохрипел я, втиснувшись в самое дно воронки. - Дивизия "Пляхавичус". Эт'твои побратимы, Индюк, идут штурмовать наш парк. И что, ты считаешь, что так и надо?
Индюк нехорошо выругался и со злостью глянул на меня. Я расхохотался. Черт, уже год прошел, а меня эта забавная история все еще продолжала смешить. Зато Индюка не переставала злить.
А история, собственно, вот в чем: где-то пару лет назад повелась мода на - как это тогда называлось - корни. Значительная часть обывателей Сувалок и окрестностей, в том числе и семья Индюка, внезапно почувствовала себя литвинами с деда-прадеда - знаете, такими, что вместе со Свидригайлой на Рагнету и Новое Ковно ходили, а с Клейстутом перемахивали Немен, нападая на тевтонов. В заявлениях, подаваемых в Союз Патриотов Левобережной Литвы и Жмуди, повторялись трогательные бредни о любви к бережкам речки Вилейки, к полям с богатствами хлебов, к горяченьким цепелинасам и к Матери Божьей Остробрамской, а также не менее трогательные вопросики, хорошо ли, что Великий Баублис стоит там, где стоит, ибо все дальнейшее счастье семьи будет зависеть именно от этого. Повод для пробуждения патриотизма был весьма прозаичен - литовцы, согласно Положению о национальных меньшинствах, имели кучу привилегий и скидок, в том числе и налоговых, к тому же они не подпадали под Курию.
