- Вот именно. Черт с ней, с Варшавой, Индюк, поймай Гданьск или Крулевец. Хоть узнаем, что на фронте. Мне уже осточертело торчать в этой воронке и жрать охота.
- Ага, - поддержала меня Анализа. - И мне тоже...
- Тихо, - сказал Индюк, склоняясь над приемничком. - Тут что-то не то. Какая-то демонстрация.
- Да говорю тебе, церковь.
- А в Варшаве есть церковь?
- Вчера была. Потому что шел дождь.
- Да тише вы. Демонстрация в Варшаве, перед Интернешнл Харвестер в Урсусе. Вроде бы дофига народу. Ага, как раз выступает Мартин Кениг.
- Мартин Кениг? - Анализа одернула на себе мои джинсы и подвернула штанины. - Так его уже выпустили из тюрьмы?
- Ну ты и дурочка, Анализа, - сказал Индюк. - В тюрьме он сидел еще при Унии, а теперь, уже полгода он... как его... председатель Движения. Каписко?
- Си, - отвечала та, но я знал, что она свистит. Не могла она каписко, потому что в этом никто не каписко.
- Сделай погромче, Индюк, - попросил я. Видите ли, мне все-таки было интересно, что скажет Мартин Кениг. В последнее время о Мартине Кениге много говорят.
- Погромче? - спросил Индюк. - Хочешь погромче, Ярек?
- У тебя что, уши заложило?
- Пожалуйста.
И в этот момент Мартин Кениг заорал на весь парк. Отовсюду, со всех сторон. На весь парк, стадион, и кто знает, может быть, и на весь город. Индюк расхохотался, явно довольный собой.
- Шайзе! - заорал я. - Что это?
- Динамики стадиона, - стал хвастаться Индюк. - Я подключился к ним через кабель. Через аппаратную.
- Выруби немедленно.
- Ты же хотел погромче, - снова рассмеялся одаренный электротехник, вот тебе и погромче. Пускай все послушают. Не бойся, Ярек. Никто и не врубится, что это из нашей воронки. Лучше послушай, чего этот тип говорит.
Я послушал.
"Я видел сон!" - вдруг крикнул Мартин Кениг, а толпа, собравшаяся перед фабрикой Интернешнл Харвестер в Урсусе, орала и ревела. "Я видел сон!".
Стрельба затихла, только хлопнуло несколько случайных выстрелов, грохнула где-то мина, пролетел вертолет. А потом утихло все. Весь город. Был только Мартин Кениг и толпа, собравшаяся перед Интернешнл Харвестер.
"Я видел сон, и в сне этом пришел день, день истины! День, когда понятной и ясной для всех истиной стало то, что все мы братья, что все мы равны! День, когда мы поняли, что нет никаких границ, что границы - это не что иное, как черточки на ничего не значащих листках бумаги! День, когда мы отвергли от душ наших яд ненависти, которым нас поили многие поколения! Так вот, братья, такой день близится!"
