В ответ Юноша лишь покачал головой.
— Неужели ты хочешь к ним? — Ангел крылом указал на Тёмных. — Посмотри в их глаза! Посмотри, как течёт их слюна! Зачем тебе такая участь? Это же навсегда!
— Нет! — ответил Юноша. — Это Рай навсегда! Они же рано или поздно будут стёрты. Надеюсь и моя Душа будет стёрта вместе с ними. А это то, что мне нужно. Я не готов существовать без неё. Где бы то ни было.
— Она же — Дьяволица!
— Для тебя — да! Но не для меня! Это уж мне решать. Спасибо! И прощай!
Печально смотрел Ангел как он шёл. Было видно, что ему очень страшно. Колени его дрожали. Ноги то и дело подгибались и не слушались его. Но напрасно ждал Ангел, что он повернёт обратно. И даже, когда они навалились на него всей сворой и поволокли вниз, ни один крик о помощи не вырвался из его уст.
Юноша висел растянутый на цепях. Было видно, что он страдает. Когда человек мучается, его лицо искажено болью. Его же лицо, напротив, приняло какое-то удивительно спокойное и умиротворённое выражение — как будто он наконец обрёл покой. Изредка по нему облачком пробегала тень боли, подобно волне по зеркалу пруда, а затем всё вновь успокаивалось. Его лицо напоминало именно поверхность пруда — одновременно спокойное и что-то скрывающее от посторонних глаз там — в глубине. Этот внутренний покой бесил и одновременно пугал мучающих его демонов. Они осязали, что причиняют ему боль, но этой болью нельзя было питаться. Она каким-то необъяснимым образом трансформировалась во что-то внутри него и утекала из их власти по невидимому лучу.
Властелин не находил себе места. Боль миллионов пленников, густыми тучами висевшая у его трона, стала ему не нужна. Ему стала нужна боль лишь одного человека. Но именно её он заполучить и не мог. Он метался подобно Фаусту, которому он когда-то построил город его мечты, в котором не захотели жить лишь два человека. Но если Фауст нашёл выход своей ярости — убив их, то Властелин был лишён и этого. Он не мог убить пленника и не мог вырвать из него боль. Ярость, бушевавшая в нём, подобно одному из его демонов, начала грызть и рвать его изнутри. К вечеру девятого дня даже самому глупому слуге стало понятно, что Господин попал в свой собственный Ад.
На десятый день Властелин завыл. Такого воя не помнили с того боя, когда он потерял левую ступню. В ужасе обитатели Тьмы забивались в самые тёмные уголки. И даже страшная личная четвёрка телохранителей не осмеливалась приближаться. Перед заходом солнца он порвал какую-то подвернувшуюся под руку мелкую нечисть. Это не лезло ни в какие ворота. Властелин не любил своих слуг, но берёг. Зло не плодится. Ни на одного Тёмного не стало больше с того мятежа, когда они были низвергнуты с небес. Однако экзекуция позволила хоть частично вылить ярость и восстановить контроль. И Властелин повелел позвать Дьяволицу.
