– Недостаточно? А что надо делать?
Чуть не призналась: «Я не знаю», – но вовремя прикусила язык. Если не можешь быть сильной, надежной, старшей, которая всех спасет, все равно постарайся хотя бы сделать вид. Потому что кроме тебя здесь даже прикинуться старшим некому, – подумала она. И сказала:
– Надо чтобы мы все делали или хотя бы говорили и думали самое лучшее, на что сейчас способны. Надо отвоевать у этого морока настоящих нас.
Сказала и сама себе сразу поверила. Почувствовала, как говорят в таких случаях, сердцем, но на самом деле всем телом: так и есть.
Объяснила, не столько остальным, сколько самой себе:
– Я это поняла, когда Митя, пересилив раздражение, стал утешать Агне – мне сразу так полегчало! Хотя, вроде бы, не меня, и не я сама утешала, я вообще не при чем. И вот вы сейчас так улыбаетесь, что мне становится хорошо, как будто сама улыбнулась, – сказала она Жанне. – Наверное, что-нибудь очень храброе думаете. Ну, как в детстве, когда мы все хотели инопланетян, фашистов и Фредди Крюгера побеждать, хотя боялись их до усрачки…
Жанна улыбнулась еще шире:
– Как вы угадали?
А Митя вдруг сказал:
– Я в шестом классе посмотрел «Кошмар на улице Вязов», перепугался ужасно, спать не мог. Но потом придумал целых сто способов победить Фредди Крюгера – с учетом, что он не наяву приходит, а снится. Во сне-то я и летать могу, и стрелять из пушки, и водить танк. И вообще все на свете умею, это же мой, а не чей-то сон. Я тогда даже быстро научился вспоминать во сне, что сплю, чтобы Фредди Крюгер врасплох меня не застал. Даже немного обидно, что он мне так ни разу и не приснился. Решил не связываться. Зассал.
Агне улыбнулась сквозь слезы:
– Все-таки ты круче всех на свете. Самого Фредди Крюгера запугал!
А Ганс достал из футляра саксофон и сказал:
– Лучшее, на что я способен в любой ситуации – это играть.
– Офигеть идея, – восхитилась Люси. – Вы – мой герой.
Мой герой, – думала Люси, глядя на Ганса, которого больше не было; в смысле его не было здесь, в этом чертовом темном дворе среди двухэтажных домов, облетевших деревьев, детских качелей, мусорных баков, гнилых дровяных сараев и нарисованных на них голых тел. Ганс только номинально числился среди присутствующих, а на самом деле уже был где-то так далеко, куда не дойдешь, не дотянешься, не заглянешь, зато можно стоять и слушать, как в этом недостижимом вечно хмельном, вечно молодом далеке, веселом и малахольном, звучит все громче и громче, набирая силу, такой же хмельной, веселый и малахольный Blue Train
