По окончании курсов меня с Силинским назначили инструкторами в Змеиногорский союз кооперативов на станцию Рубцовка Алтайской железной дороги.
Рубцовка являлась крупным торговым пунктом. Сюда тяготели горные волости Змеиногорского и некоторые степные районы Славгородского уездов. Здесь находились правление и склады Змеиногорского союза кооперативов. Знакомый с кооперацией по Забайкалью, я скоро освоился с ролью инструктора, и мне пришлась по душе эта живая, интересная работа. Постоянные разъезды, встречи с новыми людьми, а главное, — возможность наблюдения за настроениями широкого круга крестьян и сельской интеллигенции доставляли мне внутреннее удовлетворение и отвлекали от тяжелых размышлений о поражении Советов в Сибири и родном Забайкалье. Верилось, что это торжество буржуазно-военной диктатуры Колчака — временное явление, что, в конечном счете, революция победит.
Я внимательно изучал политические настроения людей, с которыми встречался. Конечно, с большими предосторожностями. Члены правления, счетоводы кооперативов, с которыми мне прежде всего приходилось беседовать, особенно не стеснялись в своих высказываниях о власти. В первое время часто можно было слышать, как ругали и большевиков и Колчака. Но вскоре Колчак объявил мобилизацию лошадей и людей, увеличил налоги, и люди стали больше ругать Колчака. Сибирские крестьяне-бедняки, а за ними и середняки начинали просыпаться. Крестьянские восстания в Шемонаихе Змеиногорского уезда и Чернодольское в Славгородском уезде вызвали посылку карательных отрядов. А бесчинства карателей, в свою очередь, породили взрыв ненависти и подъем революционного движения крестьян, позднее вылившегося в массовые вооруженные восстания и в организацию партизанских отрядов. Но процесс этот проходил медленно и проявлялся в различных формах.
Весной 1919 года я был назначен заведующим организационно-инструкторским отделом Змеиногорского союза кооперативов. П. И. Силинский уехал из Рубцовки в Иркутскую губернию. Я почувствовал себя одиноким. Мне не с кем было поговорить по душам. Жестокий террор все усиливался. Шли аресты заподозренных в сочувствии большевикам. По Алтайской железной дороге часто проходили вагоны с эмблемой смерти и надписью: «С нами бог и атаман Анненков». Арестованных увозили в этих вагонах и расстреливали. Но вскоре, по моему предложению из Новониколаевска, в Рубцовку приехал молодой большевик Антон Бобра, с которым я встречался в Новониколаевске. Я устроил его на работу в союзе кооперативов в качестве практиканта. Бобра — хороший товарищ, всегда готовый вступить в драку с политическими противниками. Как часто мне приходилось сдерживать его порывы! В разъездах по сельским кооперативам и дорогой мы с Бобра отводили душу в откровенных беседах. Позднее в Рубцовку приехал из Омска еще один большевик — И. Е. Кантышев, скрывавшийся под фамилией Яковлева. С ним я познакомился тоже в Новониколаевске на кооперативных курсах. Его по окончании курсов послали на работу в Кольчугино Томской губернии. Там он участвовал в восстании рабочих-шахтеров против Колчака и после подавления восстания был вынужден бежать. Он тоже устроился в союз инструктором, и нас, большевиков, уже стало трое.
