— Русалочий язык?…
— Да, язык морского народа — услышав его однажды, можно потерять разум, как и от их зелёных безжизненных взглядов… Раковины и жемчуг, белый, будто солнце в Пустыне или снежные шапки на вершинах гор, — о, как люди и тауриллиан восхищались ими! Думаю, эти прилавки ломились от жемчуга, так что агхи завистливо скрипели зубами…
— А драконы?
— Те навесы, что здесь повсюду, строили из скорлупы драконьих яиц… Когти и зубы, кусочки шкуры, кости умерших драконов — всё это были драгоценные товары, дивный сон для любого мага или собирателя древностей. А тем временем живые драконы ревели тут же, за стенами, и летали над садами Города — но магия укрывала сады, спасая от пламени… Да, Тааль, в это трудно поверить, но сады цвели здесь повсюду — в парках, вокруг тихих прудов с зарослями плакучих ив по берегам, и возле сверкающих дворцов тауриллиан… Пьянящая кипень яблонь, и розы ста двадцати оттенков, и лилии, и кусты жимолости — о, в этом знали толк! Садовники Города водились с феями, цветочными и древесными атури (их ещё зовут дриадами, знала ли ты?), так что в этом нет ничего странного… Были и навесные сады, и сады на висячих мостах, сады над головами прохожих: идя по улице, можно было попасть под дождь во время поливки, а над собой рассмотреть парящие в воздухе влажные корни!..
— Но ведь вокруг Пустыня, и вода…
— Волшебство тауриллиан поднимало воду из-под земли, доставляло её прямо от Великой реки с севера, а ещё — из горных озёр. Тогда тауриллиан были ещё в союзе с атури, стихийными духами — отсюда и чистейшая вода, и лучшие камни, и древесина… Музыка играла здесь не смолкая — и какая музыка, Тааль! Ты, как майтэ, наверняка оценила бы… Состязания менестрелей — я хочу сказать, певцов и музыкантов — собирали толпы со всего Лэфлиенна. А рукописные книги, созданные заклятиями! А головоломки боуги, над которыми месяцами бились мудрецы! А жуткие предания Двуликих-волков, рассказанные ночью, у зажжённого огненным атури костра… Вот чем был этот Город — до того, как стал Молчаливым. То была столица тауриллиан, сердце Лэфлиенна и всего Обетованного, Тааль.
Сердце самой Тааль уже готово было выпрыгнуть из груди. Дрожа, она ловила каждое слово Фиенни — несмотря на то, что тот стал напоминать одержимого. Все эти подробности, кажется, почему-то были жизненно важны для него, были необходимостью и верой. Что-то в самой Тааль трепетало, отзываясь на них.
Она очнулась, лишь когда солнечный жар снова опалил ей голову.
