... Началась подготовка к инаугурации. 9 августа на сцене Дворца съездов, положив руку на Российскую Конституцию, я произнес слова торжественной присяги.
Сцена Дворца съездов. Алые, зеленые, голубые... какие еще там цвета? Душно, несмотря на все кондиционеры. Режет глаза. Никогда в жизни я не был так напряжен.
Мне всегда не по душе принимать почести, ходить по струнке. А сегодня особенно.
Несмотря на все старания врачей, именно в этот ответственный момент чувствовал я себя ужасно, хотя мне кололи обезболивающие.
Накануне мы с Анатолием Чубайсом ломали голову, как сократить церемонию по времени.
Егор Строев, глава Совета Федерации, вручавший мне президентский орден - символ власти - и цветы, патриарх Алексий II, стоявший рядом на сцене, и все, кто был в зале, переживали за меня - я это видел.
"Ну ничего, не бойтесь. Ельцин выдержит. И не такое выдерживал".
Торжественные, высокие слова клятвы. Для меня они в сто раз стали и тяжелее, и дороже.
... Что же будет дальше?
Пришлось довольно значительное время восстанавливать силы перед операцией. Сначала поехал в Завидово. Любимые места. Так хотелось надышаться перед больницей этим душистым, сладким воздухом. И вдруг чувствую - не могу. Слабею с каждым днем, есть не хочу, пить не хочу, только лежать... Позвал врачей. Это что, конец? Да нет, говорят, Борис Николаевич, не должно быть. Все идет по плану. А сами бледные. Таня, Лена, Наина - в шоке. За несколько дней я сильно осунулся. Оказалось - у меня упал гемоглобин. Анемия. Это был первый предоперационный кризис. Из-за него операцию пришлось перенести на месяц.
Сейчас мне кажется, что на здоровье повлияла не усталость, не медикаменты - врачи ведь все время поддерживали меня в форме, - а что-то совсем другое. Настроение - хуже некуда. Нужно было наконец обнародовать мои болячки перед страной, перед всем миром.
... Это было для меня еще одно тяжелое испытание.
Я был сторонником жесткой позиции (очень распространенной в советские времена): чем меньше народ знает о болезни главы государства, тем ему, народу, спокойнее. И так жизнь тяжелая, а тут
еще в прессе начнется истерика, что да как. Болячки президента - его личное дело. Показывать свои рентгеновские снимки - я такой присяги не давал.
Таня убеждала меня: "Папа, но это странно: ты пропадешь на столько времени неизвестно куда".
Таня принесла мне в переводе с английского письмо Рейгана к нации, которое он написал, когда болезнь Альцгеймера уже серьезно давала о себе знать: шли необратимые изменения головного мозга. В сущности, Рональд Рейган в этом письме прощается с американцами. Таким, как раньше, он уже не будет. Простые слова, очень простые... Как будто записка на клочке бумаги, написанная в больничной палате. Так пишут самым близким.
