Саратовский мальчик | страница 2



«Как же это, — думает мальчик, — богатыри так трудились, богатыри хорошие, и вдруг их — в погреба». Раз даже расплакался он, слушая бабушку.

А после опять просил: «Бабушка, расскажите о богатырях!»

НАДО УЧИТЬСЯ

В 1836 году Николая нужно было отдавать в духовное училище, так называемую бурсу, иначе ему, как сыну священника, грозила солдатчина.

Чем ближе подходил 1836 год, тем крепче задумывался отец. Сам он когда-то после смерти отца был приведён матерью из деревни в лаптях в тамбовское училище. Мать бросилась в ноги архиерею[1], умоляя его принять в ученье сироту. Мальчика из милости приняли. Но при одном воспоминании об этих годах сердце Гаврила Ивановича обливалось кровью. Недалеко ушло то время, мало что переменилось в духовных училищах. В тесно набитых классах тогда сидели рядом маленькие дети и бородатые неучи, проходившие много лет курс обучения и, наконец, уезжавшие обратно в деревенскую глушь. Сколько унижений приходилось терпеть маленьким от великовозрастных лентяев и озорников! Как зверски обращались они с детьми! Посылали их за водкой, жестоко истязали ради собственного удовольствия. Нет, невозможно пустить туда Николю. Пусть он занимается сначала дома, а потом поступит прямо в семинарию.

Отцу удалось устроить так, как ему хотелось.

Учебные занятия Николи начались 25 июня 1835 года. Отец занимался с ним у себя в кабинете. Это была маленькая комнатка, куда не заглядывало солнце: окошко выходило во двор и было затемнено верандой. Там на отцовском письменном столе стояли чернильница и песочница. Мелкий высушенный песок заменял промокательную бумагу. На столе красовалась ваза с отточенными гусиными перьями, а под столом находилась целая корзина таких же перьев, только не отточенных. Все ученические тетради Николи были исписаны гусиным пером. В сумрачные дни и по вечерам приходилось зажигать восковую свечу.

Уже с семилетнего возраста Николай приступил к русскому письму и чтению. Одновременно началось обучение латинскому языку, а на следующий год — греческому.

«Честный человек всеми любим», — переписывал мальчик в школьной тетради изречение, написанное сначала рукой отца.

Большое внимание уделял отец также естественной истории. Мальчик с удовольствием заполнял целые тетради рассказами из жизни рыб, птиц, земноводных.

Надо было подумать и о других предметах.

— Не пригласить ли к Николеньке Богдана Христиановича Грефа? — посоветовала мать. — Человек вежливый, положительный. Он из немецких колонистов, вот и выучит Николю немецкому языку.