В общем, сдал он этот деликатный экзамен ей на «отлично». И судя по всему, Ланской, как фаворит, так сильно усердствовал с Екатериной Великой при их интимных встречах, что надорвался в её опочивальнях, как заключённый на каторжных работах, и вскоре скончался в возрасте двадцати шести лет. Поговаривали, что для повышения любовного усердия фаворит Ланской слишком много употреблял возбуждающей благодати.
Бадретдинов, улыбаясь, поднял указательный палец и погрозил им:
— Елена Шакировна, ты уж не шибко злоупотребляй своим неуёмным темпераментом. И конские возбудители не подмешивай Марату как энергетическую пищевую добавку. А то как бы наш Марат того… как Ланской… Вон как он похудел и осунулся, словно черти воду возят на нём днём и ночью для всего города.
— Ничего с Маратом не случится, если ты ему будешь помогать, — сказала она. — Что касается помощницы, как у Екатерины II, — продолжала Угезова, улыбаясь, — мне в этом сладостном деле никто не нужен. Я сама справлюсь…
…Кузьма Абрамович собрал свои вещи и зашёл к Угезовой попрощаться.
Хозяйка фитнес-клуба томно развалилась на диване, закинув ногу на ногу; её юбка высоко задралась, обнажив стройные ноги.
— Ну ты и обворожительная озорница, сногсшибательная зажигалка огненных чувств и страстей, — тяжело, дыша проговорил Бадретдинов.
Он лихорадочно, как юноша, поспешно снимал с себя одежду…
— Абрамыч, да что это с тобой? — нежно призывным голоском вопрошала она. — Уж не старое ли решил вспомнить, а?.. Или зажгла тебя по новой?
Но он уже не слышал её воркующего голоса. И рыча, как старый лев, встретивший свою давнишнюю самку в чужом прайде, жадно, с дикой страстью набросился на неё.
— Кузьма… Кузенька… — шептала она, как в далёкие минувшие годы, — дверь запри… Скоро Марат должен прийти…
Но Кузьма Абрамович уже не в силах был оторваться от неё даже на мгновение… И он осознавал, что, если бы лежал с Еленой поперёк железнодорожных рельсов, предаваясь, как сейчас, любви, то скорее остановился бы поезд с пассажирскими вагонами, чем остановились бы они… Если исходить из сложившихся житейских обычаев и правил, что женщина — больше госпожа своей плоти, чем своих мыслей и языка, а мужчина — больше раб своего тела, чем совести, особенно в отношениях с женщинами, то Елена Угезова сделала, как видно, для себя исключение из этого правила. А Кузьма Бадретдинов следовал в канве этого положения, хотя знал, что его партнёрша — замужняя женщина. Иначе говоря, он поступал бессовестно.
