(«Вот отсюда, — подумал Унъерт, — я и взял фразу про 1000 лет…»)
…Модель времени проходила через соседний дом. На доме раскинулась целая панорама — будто твердь планеты опиралась небом на его крышу. На крыше были установлены две чаши… Какой это был дом? Да, они взошли на крышу и смотрели на спящий город. А рядом были две чаши: одна — из простого базальта, с куском медной руды в центре, другая — из меди, с куском малахита в ней. Одна — запомнилась ему как «каменная чаша с медным камнем», а другая — как «медная чаша с каменным камнем»… (!!) …Это был координационный совет цветной металлургии Канта-Бричвере — металлургии полиметаллов, как там называли… Вход в дом был прикрыт гардиной из слюдяных цепочек. Казалось поэтому, что «вход в дом нарезан тонкими ломтиками»… Ноздреватые матовые серебристые плитки украшали стены и арку входа, складываясь в нитчатые и спиральные узоры. Днём они отражали цвета мира, а ночью казались призраками вчерашнего дня в свете небесного танца лун… Когда они уже уходили, едва заметной искоркой мелькнула в отражении на плитах Кяризница Севера. «В темноте не хватало одного транзистора» — такое впечатление складывалось потому, что спутник, похожий на серповидный транзистор, к тому моменту ещё не взошёл. Да и то — лучше было бы наблюдать его из окна поезда, бегущего по степи; а в городе — даже взойдя, он прятался за домами, деревьями…
…Когда шли назад, к поезду, спутник уже встал. Его фарфоровый свет озарил глаза соучеников Унъерта. Теперь могло показаться, что «у белого фосфора есть только глаза. Кяризница Севера теперь сияла так же ярко, как и освещённый спутником человек, человек, который на неё смотрел»…
(И не случайны — все «повторы мыслей» тут?)
…Поезд поехал. Город, набирая скорость, промелькнул зелёными огнями и уплыл в темноту. С нарастающей скоростью мчался состав, проглатывая стыки; а местность, как будто гонимая встречным ветром, вырывалась из темноты под фарами и бежала дальше догонять город…
…Но вот город кончился. Поезд миновал его границу, отмеченную зелёными столбами с шарообразными матовыми ярко-зелёными светильниками наверху. И Унъерт внезапно ощутил такую грусть, как будто город умчался безвозвратно, хотя ничто не мешало посетить его вновь в будущем…
Его состояние напоминало печаль палеонтологической экспедиции, которая нашла кости интересного животного, но очень тяжёлые, их не смогли взять — и за встречей последовало расставание… А ведь Унъерту казалось: поживи он здесь подольше, и напряги интуицию — он мог бы сделать открытие. Он и раньше жил в пустыне, всю жизнь вслушиваясь в её струящуюся тишину, но город с новыми впечатлениями сообщил ему толчок, мозг начал работать продуктивнее, и он ощутил ещё больший покой и внутреннюю радость именно от тишины среди людей — самого великого блага на свете… Но всё же: почему — именно Канта-Бричвере, чем так подходил его характеру?..
