— Если бы это действительно был гитлеровский преступник, узнавший свою жертву, то он скорее удрал бы, а не пробирал ся на виллу, чтобы украсть драгоценности и убить их хозяйку.
— Не знаю, — признался директор. — Ничего не понимаю. Ведь не может быть, чтобы в Швеции через двадцать лет после войны творились такие вещи.
— Может, вы мне что-нибудь расскажете о своей матери? Мы знаем, что она была в Освенциме, видели на ее руке выта туированный номер, но ничего больше. Как случилось, что гит леровцы отправили в концлагерь подданную нейтрального госу дарства?
— Моя мать была полькой, — объяснил Хельмер Янссон. — Ее арестовали вместе со всей семьей и доставили в Освенцим в феврале 1942 года. Там всех, кроме Марии, сразу отправили в газовую камеру. В Швецию она попала только в последние месяцы войны. Тогда она была уже в Равенсбрюке. Если помни те, в ответ на вмешательство Фольке Бернадота 12 Гиммлер со гласился на эвакуацию нескольких тысяч заключенных из Ра венсбрюка и других лагерей. Это была очень шумная акция. Все шведы поспешили на помощь несчастным. Многие из них нужда лись в длительном лечении. Некоторые потом вернулись на ро дину. Больше всего среди них было поляков, но уехали не все, часть осталась в Швеции, особенно женщины, которые нашли себе здесь мужей. Одной из них была моя мать.
— Простите, — прервал его Магнус Торг, — это было два дцать два года тому назад, а ведь вы значительно старше.
Янссон улыбнулся.
— Вы правы. Все время говорю «мать», а забыл пояснить, что Мария была второй женой отца. Мне она приходилась мачехой, но я всем пожелал бы такой матери.
— Сказки о злых мачехах давно пора забыть, — заметил офицер полиции, — часто они лучше заботятся о приемных де тях, чем другие о родных.
— Вы правы, — подтвердил собеседник. — У моего отца был продовольственный магазин на Стирмансгатан, неподалеку от Карла План. Мы и по сей день сохранили этот магазинчик как память о былом, хоть приносит он одни убытки. Ни отец, ни мать и слышать не хотели о ликвидации этого бесполезного заведения. Когда после лечения бывшие заключенные концлаге рей возвращались к нормальной жизни, одни отправлялись на родину, а другие находили работу здесь. Так Мария попала к нам. У нее не было буквально ничего. Мать взяла ее к нам в дом. Бедная мама очень болела, она прожила еще два года. По мимо работы в магазине, Мария самоотверженно ухаживала за ней, да еще воспитывала парня, то есть меня. Даже уроки по могала делать, при этом она так овладела шведским языком, что говорила как урожденная шведка.
