– Побольше десятка, – поправил я его, – гоблины, если я не ошибаюсь, слабее псевдокабанов, а у меня однажды голем десятка два разнес. И он бил только руками.
К нам присоединился Сашка с тепловизором в руках.
– Их там тысячи две по самым скромным подсчетам, – сообщил он нам. – Метров четыреста уже осталось. При такой скорости еще пяток минут, и они окажутся рядом.
– Тогда и ударим. Витя, ты своих железных бойцов вперед выдвинь метров на тридцать от нас, и пусть все возьмут холодное оружие. От арбалетов при такой армии врагов толку все равно нет никакого. Саш, а ты начинай свободный народ распихивать по машинам. Сами машины поставь так: две бортами в сторону гоблов, чтобы из бойниц удобнее стрелять, а между ними третью мордой вперед, так подсветка будет. Броня у нас нормальная, от топоров и копий с дубинами защитит полностью. Хватило бы патронов, и чтобы твои големы не развалились раньше времени, Вить.
– Буду надеяться, что не развалятся, – вздохнул я.
Софиты убрали, все равно в предстоящей рукопашной буче их разнесут через полминуты. Вся надежда на фары КамАЗа, который сейчас светит точно на армию гоблинов, что марширует вдалеке, да на фароискатели прочей техники. Еще на цевье каждого охотничьего карабина стоял неплохой подствольный фонарик.
– В первую очередь стрелять по всему, что выделяется! – кричал Цезарь, высовываясь из верхнего люка кунга и дублируя свою речь по рации для тех, кто уже засел за железной броней и приник к бойницам. – Одежда! Оружие! Украшения! Странные движения и так далее! Видите другое, что не делает большинство гоблов – тут же стреляйте! Патроны беречь! Огонь открывать по моей команде и только короткими очередями! Кто с ружьями, тем бить только по толпе и в упор. И не зацепите големов!
Вскоре гоблинов стало не просто видно, но и слышно. Издалека на нас наплывал гул тысяч шагов, хруст травы и кустов, пыхтение, повизгивание, иногда громкие крики боли и отчаяния, наверное, от случайно споткнувшегося и попавшего под ноги товарищей коротышки. Все мы были бы рады, если эти бы тварюшки себя там до последнего растоптали.
– Огонь! – проскрипела радиостанция.
До гоблинов было метров полтораста, и они уже четко просматривались. Казалось, что на нас пустили каких-то уродцев, карликов, плод любви Добби, Йодо и Зельды Рубинштейн.
Загрохотали автоматы и пулеметы, иногда сквозь их очереди прорывался басистый звук винтовочного выстрела. Пока стреляли только семеро из нас, все те, кто лучше всех обращался с огнестрельным оружием.
