Ничего такого не случилось. Были где-то и наводнения, и ураганы, но на жизни района Металлург это не сказалось. Через год Ленка Сиротина вдруг резко повзрослела — такое случается с девочками в отрочестве. Она стала краситься яркой помадой, сделала себе модную стрижку и добыла туфли на шпильках. Само собой, перестала даже замечать меня. А еще через год она забеременела и стала молодой матерью-одиночкой. Через несколько лет Мишку Кульпина забрали в армию. А еще через полгода его привезли домой в цинковом гробу.
Зимы стали бесснежными. Клен в нашем дворе высох, и его срубили. Песочница сгнила, а жираф покосился — и их убрали со двора. Да и играть в нашем дворе было уже некому — дети перестали рождаться. Даже старух все меньше сидело на лавочках у подъездов. Осталась только высокая трава у мусорных баков. А люди жили так, будто все было по-прежнему. Никто не заметил, что он уже наступил.
Гомункулы учили школьные уроки, согнув спины в три погибели под настольной лампой, а выучив, начинали играть в «трусильник». Играть в «трусильник» нужно было так: доставались из шкафа бабулины рейтузы, и того, кто решался эти рейтузы надеть, выталкивали на лестничную клетку. Вытолкнутый гомункул смущенно стоял в бабулиных рейтузах за пределами квартиры и просился обратно, стуча в дверь, целую вечность — две минуты.
Но главным при игре в «трусильник» была не сила и даже не умение стойко сносить стыд. Главным было сделать все, чтобы бабуля Мартуля не заподозрила о существовании этой игры. Гомункулам нужно отдать должное — бабуля так никогда и не заподозрила.
Утром нас больше не будил по радио торжественный гимн, под который когда-то мать натягивала на меня колготки, чтобы вести в утренних сумерках в детский сад. Исчезало все: гимн, сгущенка, турбина инопланетного корабля с пустыря, даже пионеры вымерли, как динозавры. Люди теперь покупали одежду на рынке, где нужно было разуться и встать на картонку, чтобы померить джинсы. А в Зубчаниновке по ночам каждую неделю бритоголовые убивали какого-нибудь прохожего.
Отец пил вторую неделю. Бабуля Мартуля штопала гамаши гомункулов. Строительный кран под нашими окнами поднимал бетонные плиты. А в школе, в классе биологии, повесили портрет нового президента. Президент был почти как сантехник Свищенко — с синими, как сливы, щеками. Жизнерадостный президент любил пошутить — и люди специально включали телевизор, чтобы подивиться тому, как он мычит, изображая корову, танцует в луже или дирижирует уличным оркестром, беспросветно пьяный и беззаботный. Моим одноклассникам нравился веселый президент, за это они и пририсовали ему член вместо носа — пока учителя не видели.
