Однажды вечером я вышла на лестничную площадку и постучала в дверь с рыжей деревянной ручкой — в квартиру старой татарки. Мне открыла Тамара.
— Научи меня читать, — попросила я ее.
— Ты знаешь буквы? — спросила она.
Я кивнула — мать уже показывала мне буквы и рассказывала, как они называются. Тамара провела меня в комнату — мимо кухни, где ела хлеб старая Бабанька, — и посадила на стул. Потом вязла толстую книжку с пятнами на обложке и села рядом — на другой стул.
— Складывай звуки, — сказала Тамара и прочитала несколько слов.
Я задумчиво слушала ее и не понимала, как ей удается сделать буквы словами. Ведь буквы — не слова, а слова — не буквы. Это могло значить только одно — что буквы преобразуются в слова под воздействием какой-то силы.
— Представь, что буквы двигаются, — сказала Тамара. Тогда я поняла, что это за преобразовательная сила. Буквы были, как кадры на кинопленке, и, как кадры, сливались во что-то одно — в иллюзию движения.
Как только я поняла это, я научилась читать. Мы прочли с Тамарой стихотворение Пушкина, и я спросила:
— А ты не знаешь, где моя мать?
— Знаю. Она в роддоме. Скоро привезет тебе маленького человечка, и ты будешь с ним играть.
Я подумала, что если бы маленького человечка можно было посадить в спичечный коробок и каждый день наблюдать за ним, то, пожалуй, это действительно было бы интересно. Но так сделать было нельзя. Только одно сокровище хранилось у меня в спичечном коробке — глаз динозавра. Его я и рассматривала вечерами, перед сном.
— Жалко, что не ты моя крестная, а Роза.
— Я не крещеная, — ответила Тамара.
Через неделю мать появилась по пороге квартиры со свертком в руках, она прижимала его к груди осторожно, будто сверток был живой. Позади матери стоял отец и держал в руках точно такой же сверток. Мать действительно провела эту неделю в роддоме, где ей сделали кесарево сечение — загадочную операцию по извлечению существ из живота.
Извлеченные из матери существа находились в свертках. Эти свертки положили на тахте в Маленькой комнате. Оба были обернуты розовыми лентами. И оба посапывали. Свертки спали долго, а потом начали кричать. Их распеленали, и я увидела двух гомункулов — круглого и гладкого, похожего на яйцо, и маленького и сморщенного, как карликовая старушка. Гомункулы приходились мне сестрами. Мать посыпала тальком их попы, а потом стала кормить грудью — сначала сестру, похожую на карликовую старушку, а потом яйцевидную сестру.
