Но в девять часов утра стало совсем плохо с сердцем: ныло, места себе не мог найти. Пошел умываться и почувствовал острую боль. Собрался с силами и добрел до кухни, где пила ячменный кофе моя мать. Эти метры от ванной до кухни показались ему вечностью, словно он Ахилл, который не может догнать черепаху.
Дальше он помнил только, как лежал на полу в коридоре, в щеку ему упирался грязный ботинок. Потом его потащили, голова билась о чье-то колено. Тащили-тащили, пока не бросили на носилки. Потом — потолок приемного покоя с яркой лампой. Девушка в белом халате писала в клеенчатую тетрадь за доктором. Несколько серых фигур на скамье. А доктор склонился над ним и безучастно посмотрел ему в ноздри.
По утрам толстая санитарка прикатывала в палату тележку с завтраком: перловка на воде, хлеб и какао цвета грязной лужи, в которую пролили две капли молока. Люди с неохотой ковырялись ложками в липкой каше. Скуку разгонял радиоприемник на батарейках и разговоры: кого когда выпишут, про мясистую грудь санитарки, и кто какие сигареты курит.
Утром санитарка приносила ему судно, и он торопливо тужился, опорожнял отвыкший работать кишечник. Очень застеснялся, когда в среду, после вечернего горохового супа, непослушный воздух вышел с неприличным свистом: срам-то какой, а еще слесарь шестого разряда!
Кровать его стояла у окна, но врачи запрещали садиться — и много дней подряд он видел только птиц в небе да макушки деревьев. А потом вдруг очнулся: какие запреты, жизнь кончается — и сел на кровати, чтобы увидеть улицу. Аптека. Магазин с вывеской «Хлеб». Дома из темно-красного кирпича. Две машины затерлись бочинами на перекрестке, и водители — один в кепке, другой тоже в кепке — машут руками, доказывая друг другу свою правоту. Дед узнал улицу Юных комиссаров. Осознав свое географическое положение в этом мире, он вздохнул и лег, потеряв всякий интерес к происходящему за окном.
Через неделю доктор обратил внимание на усиливающийся кашель деда, подозвал молодую медсестру и спросил:
— Температуру больному мерила каждое утро?
— Не-а.
— Дай мне градусник.
— Зачем?
— В ухо тебе запихну, дура. Неси живо!
Через три дня деду поставили диагноз пневмония, и он подумал, что надо дать указания: чтоб одели его в специально для такого случая приготовленный синий костюм, что висит в шкафу; чтоб рубанок, молоток и ножовку, что под раковиной в кухне, отнесли сантехнику Свищенко, ему пригодится. Лука бы с черным хлебом и крупной солью…
