А вечером в комнате общежитие сидела на кровати все такая же заплаканная Сонька — сидела, прижав коленки к животу и обхватив их руками.
— Ты какая-то деревянная. Не можешь, что ли, ко мне сочувствие проявить? — Сонька смотрела на меня глазами, полными страдания — безысходного и неисчерпаемого.
За что она меня упрекала? Я не умею перестраивать атомную структуру живых существ — я Раджабова в свинью не превращала.
— Хотя бы кофе мне сделай, — всхлипнула Сонька.
Я взяла чайник и пошла на общую кухню, чтобы вскипятить воду и сделать для Соньки кофе.
Мы часто сидели вчетвером в комнате, пахнущей рыбьей чешуей: я, Денис, морпех и поэт Петров. Ели картофельное пюре из кастрюли и иногда пили вино из морошки, которое присылала морпеху из далекого Архангельска мать.
Однажды, кода мы вот так сидели, в комнату зашел ректор. Он любил неожиданно появиться в общежитии, заглянуть в комнаты, где жили его крепостные студенты, — ректор называл это «прийти с инспекцией». Он принюхался, как лисица, к запаху морошки из откупоренной бутылки и спросил:
— По какому случаю пьете, господа?
— А мы без случая, Сергей Николаевич. — ответили мы. — Ведь это же вино из морошки, из далекого Архангельска. Его и не по случаю можно.
— Ну, если из морошки…
Ректор был любопытен — и ему тотчас стало интересно узнать, какое оно на вкус, вино из морошки. Мы налили ему полстакана таинственного розового напитка, он сел пятым за наш стол и потер ладони.
— Ну, дорогие мои… — сказал ректор, выпил вина и вытер усы. А потом поделился впечатлениями: — Кислинка какая занимательная!..
— Как вы точно подметили, Сергей Николаевич, — льстили мы ректору и улыбались: мы были рады, что ему понравилась и наша лесть, и наше вино.
Ректор взял чайную ложку — других не было, — и закусил вино из морошки картофельным пюре прямо из кастрюли. Он был широкой души человек и из кастрюли есть не стеснялся.
Это случилось в Черный вторник — в тот самый день, когда на рынке у метро «Тимирязевская» наблюдались парадоксальные явления. Там бегали толпы охваченных паникой людей и мешками скупали сахар, соль и гречку. Зефир стоил дешевле сахара, а бутылка минералки дороже килограмма бананов. Продавцы тоже были в панике — потому и повышали цены наобум, на что придется. Люди не знали, насколько обесценятся их сбережения, — и вели себя предусмотрительно.
В тот день в комнату, где сидел морпех, Кузнечик и я, пришел поэт Саша Петров.
