— Хороший мальчик, — сказал я своему новому другу.
Пёс прижался к земле, не переставая вилять хвостом. Он казался голодным и когда я спросил, хочет ли он есть, пёс гавкнул в ответ с согласием. Ну или мне так показалось — по собачьи я мало что понимал.
Я взял ружьё и направился в дом, пёс последовал следом. На пороге я остановился, поднимаясь на дощатое крыльцо, которое всё планировал заново перекрыть отец, так как доски разбухли во время сезона дождей и потеряли первозданный вид.
— Тебе в дом нельзя, — изобразил руками собаке жест запрета я, удерживая ружье под мышкой. — Жди тут, сейчас я что нибудь принесу поесть, дружок.
Собака словно опять поняла и послушно вернулась туда, где сидела, когда я первый раз вышел из дома.
Умный питомец, не иначе. Если отец вернётся раньше и увидит меня с ним — запрёт вновь в этом гребанном чулане. И изобьет. А этого я не хотел больше всего на свете. Мне просто не хватало кого — то, с кем я могу побыть. Кого — то помимо отца. И встреча с этой собакой развеяла мою обыденную жизнь с работой на поле, бесконечной рубкой дров и придирками отца по поводу и без.
Может мне просто не хватало друга и я чувствовал себя одиноким и никому не нужным в свои пятнадцать?
Я думал тогда, что моя жизнь дерьмо. Пустая, беспросветная каторга. Тогда я и думать не мог, что вскоре все покатится в такую пропасть, которую я бы назвал не иначе, как ад.
Все началось, конечно, с этого пса, будь он проклят.
Судьба преподносит нам порой такие сюрпризы, что, словно какая — то черная тень, возможно тень дьявола или кого — то ещё, из мест забвения, нависает над тобой, будто грозовая туча. И ты осознаешь, понимаешь, что иного пути нет, как бы ты не старался — свернуть с этой тропы уже не получится. Время жить и одновременно время умирать. Может не телом, но душой точно.
Да, скоро случится что — то плохое.
Ты чувствуешь, как оно приближается по рельсам судьбы?
Я вернулся с булкой хлеба. Зря я взял её целиком, а не отломил часть, но об этом чуть позже.
— Держи, — бросил я хлеб псу, оторвав от булки кусок, который умещался примерно в ладонь.
Тот радостно подскочил и вцепился в еду зубами. Себе я тоже оторвал кусочек, который тут же частично последовал мне в рот. Отец ненавидел, когда я отдирал от булки части. — Хлеб, — говорил с упреком он, — святая еда, которая спасла нас и наших солдат на войне от голода, его нужно резать, вбей себе это в свою пустую голову. Ты должен уважительно относится к этой булке. Возможно, она и тебе спасет жизнь.
