Он сидел в жилище на своей лежанке и плоским камнем точил наконечник копья. Дым ел глаза. Сильный ветер периодически приподнимал край шкуры, завешивающей вход, и гулял по жилищу. Было холодно, но он не подавал виду. Знал, что дров очень мало, а в такую погоду, когда всё замело снегом, дров не добудешь. Напротив, на женской половине, ближе к выходу сидела Ния и молча чинила его обувь из рыбьей кожи. Выглядела жена плохо: исхудавшее лицо со многими морщинками с трудом можно было разглядеть под двумя капюшонами зимней одежды, чёрные потрескавшиеся пальцы часто соскальзывали с костяной иглы. Одна нога её была вытянута, на ступню надета петля ремешка, соединенного с висящей на уровне головы плетеной люлькой. В люльке раздавался писк, и тогда Ния шевелила ступней, люлька покачивалась, и писк на время умолкал. У очага, с видом старшей в доме женщины, возилась девочка лет семи. Она экономно подкладывала дрова в слишком быстро прогорающий костер, и наверно чаще, чем нужно, вставала и помешивала в котелке длинной деревянной лопаткой. Запах из котла аппетита не вызывал — варились куски старых шкур и кости, не догрызенные собаками ещё летом, а теперь собранные вокруг жилища. По левую руку от Забды сидел сын, худенький мальчуган лет десяти. Он был одет в зимнюю охотничью одежду, с ножом на поясе, старался выглядеть очень серьёзным и тоже точил наконечник своего маленького копья.
Забда был угрюм. В этом году зима пришла слишком рано. Море и пролив замёрзли, ни рыбу, ни ракушки поймать стало невозможно. Таёжный зверь ещё не спустился с гор в прибрежные долины. А тут ещё такой снег выпал! Духи отвернулись от его семьи и от жителей всего поселения. Начался голод. Два дня назад он ушёл на охоту с намерением не возвращаться, пока не добудет зверя. В первый день он отыскал двух косуль и оба раза промазал, что с ним случается крайне редко. Он вымотался, идя по следу, но так и не догнал. Ночевал под корнями упавшего дерева. На следующий день дошёл почти до истоков ручья и там отыскал следы кабанов. Думал, что повезло, но злой дух привязался и шёл попятам. Стрела опять прошла мимо, и звери ушли. Он бросился в погоню. Стараясь угадать их движение, напрямик пересёк распадок, обогнул скалу и чуть не столкнулся с подсвинком. Кабан хрюкнул и рванулся в сторону. Снимать лук не было времени, он метнул копьё, которое постоянно было в руке. Копьё летело точно, он это видел, но порыв ветра уже в пути сбил его с цели. Оно скользнуло по крепкой шкуре и отскочило. Кабаны ушли. Отыскав в глубоком снегу копьё, Забда увидел, что наконечник обломан. Видимо злой дух направил его в твёрдый камень. Дальнейшая охота не имела смысла. Пришлось возвращаться домой без добычи. На обратном пути поскользнулся на крутом склоне и сильно порвал новую обувку так, что неизвестно, сможет ли жена починить. И теперь он сидел злой, пытаясь исправить наконечник копья (это был его самый удачливый наконечник), и думал о том, что как только Ния отремонтирует обувь, он уйдёт на охоту. Сын встал и, нарочито выставив свое отшлифованное до блеска копьё, сказал:
