— Да почти что так! Вот послушай, я тебе расскажу, какая ночь у меня была лет семь назад, здесь же я и стоял с пасекой. Только-только с липы пчёлы понесли, ещё и приноса-то толком не было, утром встаю, а вон там два угловых улья разворочены, крышки в стороне, а верхние корпуса по следам метров за пятьдесят в тайге отыскал. А пойдём, вот, видишь, это его когти на корпусе, — даёт пощупать мне Анатолий. Царапины на древесине действительно впечатляют.
— Короче, рамки разломал, пчелу подавил, сам знаешь, с такой семьи в этот сезон мёда уже не жди, — продолжает Анатолий. А семьи сильные были. Жалко. А у меня тогда ружьё было, зарегистрированное, всё по правилам, тридцать второй калибр. Ну, я-то знаю, если медведь мёда попробовал, ещё придет. Вот я вечером на крышу будки залез, замаскировался, наблюдаю. А он же зверь умный: заляжет и ждёт, пока не убедится, что человек спит. Ну, я свет, конечно, выключил, лежу в засаде. А он не идёт и не идёт, мне уж надоело, курить охота. Тут смотрю, на фоне чёрного леса ещё более чёрное появилось. Движется бесшумно, и к тому же улью. Я фару включаю, а он здоровый, и уже рядом с ульем.
— Бурый? — перебиваю я.
— Нет, белогрудка. Но большой, килограмм на сто двадцать, я как охотник вес примерно знаю. Ну, я жахнул, он наутёк. Я же мелкую дробь зарядил, на рябчика. Медвежью шкуру она не пробьёт, но больно. Убежал он, короче.
Я сигарету в рукав выкурил, жду ещё на всякий случай. Где-то через полчаса снова идёт, и снова этот же! Я опять выстрелил, убежал он. Ну, думаю, не дурак, теперь не вернётся. Но лежу. Смотрю, снова движется, но уже с другого угла. Фару включаю — ничего не пойму, что за зверь? А это тот же медведь к уликам задом пятится, чтобы, значит, не больно было. Ты представляешь? Ну, я повыше взял, по ушам ему — удрал, только кусты трещали!
— Да, приключения тут у тебя, — говорю я. — Надо же, как интересно, такое и в книжке не прочитаешь!
— Погоди, это ещё не всё, слушай дальше. Тут я уже на принцип пошёл, думаю, буду до рассвета лежать. Вдруг он и в четвёртый раз вернётся? И где-то через час вон оттуда уже, слева крадётся. Ну, думаю, сейчас я тебе дам! Фару включаю, а это уже другой, тоже белогрудка, но меньше, килограмм на семьдесят наверно, молодой. Тоже мёда захотел. Это значит, он лежал, наблюдал, как я старого отваживал, а потом решил сам попробовать. Ну, этому одного заряда хватило, шкура-то потоньше.
Тут уже светает. Я с крыши спустился. Бока-то отлежал за ночь. В будку зашёл, чаю кружку, вот как сейчас, заварил, выхожу. А светло уже, часов пять — полшестого. Опа! Вот он стоит, гад, в десяти шагах от меня, уже улей обнял. А у меня и ружьё в будке… Но этот уже бурый был, молодой совсем, худой, лапы высокие, как козёл мохнатый. Он сам меня перепугался и драпанул. Я как стоял с кружкой, так и остался. Ведь представляешь, этот последний весь концерт досмотрел из засады, а когда я в будку ушёл, он за мёдом и двинул.
