Если свои, то поход можно считать оконченным, если же нет, то надо было пересечь рельсовые пути и продолжать движение на северо-северо-восток, вдали от любых дорог. По мере приближения к обжитым местам лес становился более редким, а местность — открытой и болотистой. Даже небольших познаний красноармейца Полухина в вопросах тактики, оперативного искусства и стратегии хватало, чтобы понять простую вещь: наступление ведётся вдоль удобных для того путей. Особенно это касается танков, бронетранспортёров и грузовиков, привязанных к дорогам или к более-менее ровной и сухой местности. Леса и болота — вотчина самой обыкновенной пехоты, а она всегда подтягивается с запозданием к ушедшим далеко вперёд танковым и моторизованным подразделениям. Учитывая крайне невысокий темп продвижения упряжки, она вполне могла встретиться вражеским пехотинцам, однако вряд ли кто из их командиров будет держать значительные силы и оборудовать хорошую связь в нежилой и заболоченной территории. А с одиночным дозором, не ждущим удара с тыла, Саша вполне рассчитывал справиться своими собственными силами.
Родиону не потребовалось много времени, чтобы верхом съездить в окрестности станции и увидеть там разгружающиеся воинские поезда немцев. Увы, далеко не все паровозы железнодорожникам удалось угнать или безвозвратно испортить. Деловито с вагонов и платформ гитлеровцы забирали разнообразные припасы и вооружение, слышались свистки локомотивов, выкрики командиров, лязг сцепляемого подвижного состава. Саше стало ясно, что придётся опять продолжать свой поход, но рассказ товарища навёл его на мысль немножко подпортить столь спокойную работу захватчикам. На карте станция была в трёх километрах от небольшого озера, переходящего в заболоченный участок перед лесом, где они находились. Два часа похода — и оно предстало перед глазами бойцов. Заросли высохшего камыша, уже жухлая болотная растительность и предательское похлюпывание под сапогами наглядно показывали, что дальше идти нельзя. Другая сторона озера также поросла деревьями и кустарником, так что станции не было видно, но басовитые гудки паровозов выдавали там её присутствие.
Найдя хорошее и твёрдое место у «своей» опушки леса, Саша приказал готовить орудие к бою. Спустя двадцать минут пушка стояла готовой к открытию огня. Бывший студент, хоть и не планировал вести огонь с закрытых позиций, не смог удержаться от искушения попробовать себя в том, чему его так долго учили в артиллерийской школе. Особых проблем с наводкой по горизонтали не было: на станции то и дело ходил взад-вперёд, а иногда стоял чёрный шлейф дыма — явно работал маневровый паровоз, формируя составы. Его чёрные от несгоревших частиц угольной сажи клубы было хорошо видно в бинокль над вершинами сосен по другую сторону озера. Но за ориентир, который послужит точкой наводки, Саша выбрал красиво желтевшую одиночную берёзу посреди болотца на фоне соснового массива. Как уж она там выросла — непонятно, может быть, туда семена птицы в своё время занесли. Поймав чётко выделяющийся белый ствол дерева в перекрестье панорамы, боец записал его угломер с кольца и барабана прибора. Эту установку надо было строго его выдерживать во время стрельбы. Расстояние до цели Саша определил по карте в три километра и триста метров, а температуру окружающего воздуха — на глаз в десять градусов. Барометра не было, так что сам себе командир принял значение атмосферного давления за стандартные семьсот пятьдесят миллиметров ртутного столба. Посмотрев в таблицы стрельбы и учтя поправки, красноармеец Полухин произнёс: «Прицел шестьдесят семь, шкала ДГ» для себя и «Осколочной гранатой»— для Ильи. По команде «Орудие!» Родион спустил взведённый курок, и снаряд отправился в полёт. Спустя одиннадцать секунд до расчёта донёсся очень сильно приглушенный расстоянием звук разрыва. Его султана или каких-то иных последствий замечено не было. За последующие две минуты дали ещё три выстрела, после чего быстро взяли пушку на передок и отошли в лес.
