Вот и сейчас, когда кругом стонут от сокращения штатов и шеф не далее как третьего дня самолично составлял ехидную бумагу в соответствующие инстанции, объясняя разницу между служащими, занятыми входящими и исходящими, и научными работниками — производителями, созидателями… — приходит Соловьев и так, между прочим роняет: «Что вы скажете, если нам увеличат штаты?» Чудеса! Разумеется, Старик отлично знал технологию этих чудес. Но что поделаешь.
Соловьев ждал, что шеф все же выскажет пожелание, попросит — не за себя, конечно, за кого-нибудь. Но тот, очнувшись, резво вскочил с кресла, склонился перед Василием Васильевичем в поясном поклоне, даже ногой пришаркнул:
— Не смею задерживать, любезный Василий Васильевич!
Соловьев был доволен визитом. Старик мудр: Иннокентий непременно успокоится, если подкинуть ему нового сотрудника.. Одного, от силы двух, но, конечно, не четырех, как предлагал шеф. Нет уж, дудки! Или еще лучше так: пообещать четырех, а дать одного. Впрочем, теперь, когда он узнал, что Олег Ксенофонтович собирается защищаться, еще следовало решить, отпускать ли Юрчикова. Теперь Соловьев был уверен, что новых сотрудников он получит обязательно. Тогда и осуществится заветная мечта — капитальный научный труд, который поставит его имя вровень с именами великих. В конце концов, не боги горшки обжигают; он считал, что великие умы — это прежде всего великие организаторы.
От шефа Василий Васильевич направился в издательство, пробыл там до обеда и лишь во второй половине дня появился в институте.
Говорят, что на людей удача действует подобно катализатору: хороший человек становится лучше, дурной еще хуже. Глядя на Соловьева, который первым, едва завидев, раскланивался с сотрудниками направо-налево и даже останавливался, чтобы спросить о здоровье, успехах на работе и в личной жизни, можно было прийти сразу к двум выводам: что Василий Васильевич удачно провел день, что он несомненно хороший человек.
А день и впрямь оказался удачным: заседание в издательстве прошло на высоком уровне. С бумагой, как всегда, было туго, и ученые — представители различных институтов, отстаивая свои интересы, вели борьбу не на жизнь, а на смерть: пожилые — излишне горячась, сбивчиво, обижаясь, если им возражали, молодые — с усмешечкой, демонстрируя интеллект и неотразимую логику. Василий Васильевич, едва заседание началось, тотчас произвел визуальную разведку. Она дала благоприятные результаты: главное, не присутствовал давний недруг, некий профессор, единственный человек в издательстве, при котором Соловьев сознавал свое бессилие, и не потому, что профессор обладал недюжинным умом и знаниями, а просто потому, что презирал условности, излагая свое мнение в такой форме, что иные закрывали уши ладонями. Спорить с ним никто не решался: все силы уходили на то, чтобы сохранить свое достоинство.
