Первое время она не оставляла заботами сына и внучку. Но едва Светке исполнилось пятнадцать, отрезала: «Все! Не маленькая, я в твои годы уже работала!» По правде говоря, Иннокентий Павлович не очень-то огорчился: вместе они не ужились бы.
При всей своей прямолинейности мать всегда была права. Больше всего ее сердили манеры Иннокентия Павловича. Смысл ее поучений лучше всего выразился в одном из разговоров, который состоялся между ними еще в юности Билибина, после того как мать посмотрела школьный спектакль, где Иннокентий играл главную роль. Голос у него переломился раньше, чем у сверстников, лет в тринадцать Иннокентий басил, как хороший мужик, поэтому роли ему доставались героические. «Подумай, кого ты играешь, — сказала тогда мать. — Достойного благородного человека, который поступился личным во имя общего! И прыгаешь по сцене козлом… Где это видано, чтобы достойный человек козлом прыгал? Если он благородный, то и двигаться должен благородно, говорить красиво, умно. Помнишь? «В человеке должно быть все прекрасно…» А ты, когда смеешься, за живот хватаешься. Смотреть тошно!»
Иннокентий Павлович нередко вспоминал об этом упреке и думал: наверное, если бы он держался с благородной важностью и говорил красиво, то все сразу бы поняли, что имеют дело с замечательным человеком. Вся жизнь его в таком случае могла бы обрести в их глазах некий высший смысл. Но, повздыхав о неиспользованных возможностях, Иннокентий Павлович оставался верен привычной своей манере, так не вязавшейся с той ролью, которая была предназначена в жизни Билибину.
— Так и знала: сюда придешь! — раздался сбоку торжествующий возглас. — Комплекс… — Светка возникла из темноты с приподнятой нацеленной рукой; Иннокентию даже показалось, что в ее пальцах вилка, которой она намеревается подцепить один из многочисленных комплексов, выбрав посочнее. — Да! Комплекс неполноценности, конечно. При неблагоприятных обстоятельствах ощущаешь себя ребенком, отсюда стремление вернуться в мир детства…
Потеснив отца, Светка присела на качели.
— Вообще-то ты прав, — сказала она. — Гена Юрчиков отвратителен.
— Я этого не говорил, — запротестовал Иннокентий Павлович. — И совсем так не считаю.
— Самоуверен, как сиамский кот, — настаивала Светка. — Хотя выраженный двенадцатый тип личности… Все признаки.
— Это, извиняюсь, кто же двенадцатый? — робко спросил Иннокентий Павлович.
— Ох, Кеша, я тебе объясняю, объясняю… Ничего ты не помнишь! Двенадцатый тип — обслуживающий персонал.
