Персональное дело | страница 11
Бунчук сильно обрадовался, шутил до самой ночи. За полночь, как обычно, закончили. Обмели венчиком пыль с комбайна и побрели по домам. Даже сквозь нарастающую усталость Бунчук ощущал по-прежнему то острое чувство, которое охватило его днем — он первый. Жатву он закончил, обогнав своих товарищей, и молодых, и опытных, и дядю Васю Каралупа. На его счету было восемь тысяч двести центнеров зерна, можно было представлять к значку ЦК ВЛКСМ «Золотой колос». Бунчук был счастлив. В районе, среди комсомольско-молодежных агрегатов он тоже был первым. Он добился того, чего хотел, — его заметили в колхозе, увидели, что Бунчук недаром считается парнем характерным.
Дошли о нем вести в райком комсомола, Вихляеву. Но решили погодить со всякими чествованиями, приглядеться к такому необычному имениннику. С одной стороны, он действительно герой жатвы, а с другой — неблагополучный в прошлом.
Деревенскую осторожность не удалось до конца преодолеть. Бунчук, может быть, и привык бы к ней, смирился со своей ролью, не будь несправедливость такой явственной. Ведь он был лучшим, а за ним признавали лишь то, что он упорнее других.
Колхоз помог ему приобрести дом, — административно, если так можно выразиться, никаких претензий к нему комбайнер не имел. А к людям? Но не мог же он подойти к каждому и объясниться?
Вот и выходило, что судимость давно снята, но где-то как будто по-прежнему все еще разбирается персональное дело Виктора Бунчука, и окончательного решения нет и нет.
Между тем в хлопотах с новосельем подошел и Новый год, зимние заботы о ремонте техники, о всегда недостающих запчастях, — и незаметно прошла зима. Потом началась весенняя вспашка, обработка почвы, удобрение. Закустилась озимая, на дорогах поднялась пыль. А там — снова наступило лето.
Чем ближе подступала жатва, тем беспокойнее становился Бунчук. Он заговаривал с Яловым о разных пустяках, морщился и отходил, ничего не объяснив толком. Бригадир не знал, в чем дело. Обычно Бунчук особо не стеснялся, когда ему требовалась та или иная запчасть, а то, бывало, если ее нет, сам возьмется добыть или сделать. Но здесь он, кажется, хотел чего-то другого. Наконец выяснилось: он хотел вступить в комсомол. Он боялся отказа. Но хотя никто не возражал, дело остановилось. Близилась уборочная.
Бунчук очень хотел стать первым. Его упорный твердый характер еще больше закалился в необъявленном споре за его доброе имя. Ему требовался не ответ, не слова, ибо никакие слова не скрасили бы его сожаления о позднем призвании, он хотел разобраться во всем происходящем, как взрослый, поживший человек. Теперь у него было дело и семья, которые служили стержнем его жизни. Без этого стержня он не выдержал бы. Поэтому сейчас понял, что рано или поздно он найдет путь даже к самым недоверчивым сердцам.