С Алевтиной ее познакомила общая приятельница, и Гроздева, узнав, что Маша пишет стихи, тут же пригласила ее на новоселье. Маша не обольщалась по поводу того, что приглашение вызвано личной симпатией. Алевтина Дмитриевна хотела разбавить прозаичных гостей, большинство из которых были коллеги Анатолия Ильича, творческим человеком. «Вы же поэт, – улыбаясь, сказала она Маше. – Мне будет очень интересно поговорить с вами о поэзии, поверьте».
Маша не собиралась разговаривать с Алевтиной о поэзии, потому что терпеть не могла подобные разговоры. И сама она не считала себя поэтом. Маша писала исключительно стихи для детей, никогда не покушаясь на «взрослую» поэзию, но Алевтина не сочла нужным принять это во внимание. Пишет стихи? Пишет. Значит, поэт!
Маша сама не заметила, в какой момент ее так взяли в оборот утонченными руками, что отказаться стало невозможным, и вот неделю спустя была вынуждена улыбаться и делать «поэтическое лицо» перед гостями, сплошь незнакомыми, а также поддерживать интеллектуальную беседу.
Приглашенная компания быстро разбилась на две части. Во главе одной были Алевтина и Анатолий, в другой заразительно смеялся и рассыпал вокруг себя шутки бывший партнер Гроздева, оставивший совместное дело пару месяцев назад, чтобы начать собственный бизнес, – Павел Калугин. Он был высокий, синеглазый, шумный, единственный из мужчин не в костюме, а в свободной рубахе навыпуск. Было в нем что-то пиратское. Маша мысленно закрыла Калугину левый глаз повязкой, посадила крикливого попугая ему на плечо и осталась довольна увиденным.
Уйдя из фирмы, Калугин отношений с Анатолием не испортил, и потому напряженности между ними не наблюдалось. Скорее уж, заметила Маша, она чувствовалась между супругами Гроздевыми. Высокая Алевтина в шелковом синем платье, прекрасно сидевшем на ее худощавой фигуре, ходила следом за мужем. А тот, переходя из комнаты в комнату, иронически комментировал затеи супруги «по декораторской части». В маленькой проходной комнатке, которую в будущем планировали использовать под библиотеку, он остановился над коробкой, в которой лежали книги и тетради, достал одну из них, начал о чем-то спорить с Алевтиной, которую поведение супруга окончательно вывело из себя…
И вот тут-то все и произошло.
Павел Калугин, к тому моменту дурачившийся вместе с остальной компанией, забежал в будущую библиотеку, быстро огляделся, с преувеличенным поклоном выхватил из рук Анатолия тетрадь и бросился, хохоча, удирать по коридору. Остальная компания с восторгом подхватила забаву, потому что разговоры Алевтины о поэзии сквозь сжатые зубы изрядно утомили изысканное общество. Общество, улюлюкая и свистя, помчалось догонять Калугина, благо в полупустых комнатах можно было не опасаться разбить ценную вазу или опрокинуть хрупкий стеклянный шкафчик.
