Идеологически руководила нами седовласая, румяная, коротко стриженная дама в синем платье, госпожа Латышева. Вероятно, она окончила Высшие женские курсы. Эта дама была инспектором.
Инспектриса мужской гимназии была неглупа, деятельна и осторожна. Все мечты юности, опровергнутые положением жены крупного чиновника, осторожно вкладывались в хоровое пение.
Преподавал пение регент, благоговеющий перед ученой дамой, которая часто присутствовала на уроках. Как-то, стараясь смягчить мое сердце, седая дама рассказала мне все по пунктам. Я передаю ее мечты и инструкции в общем виде.
— Искусство смягчает и облагораживает. Оно превращает школу в единую семью. Слушайте же, Шкловский, только внимательно.
Голоса пели фразы, переплетая напев.
Начиналось это так:
Давайте петь канон,
Совсем не труден он,
Полхора, начинай,
Полхора, приставай…
Так и пели.
Пели и другое, уже не столь инструктивное:
Вот лягушка по дорожке
Скачет, вытянувши ножки.
Больше есть ей неохота,
Прыг опять в свое болото.
Другая часть хора подпевала альтами:
Ква-ква-ква, ква-ква-ква…
Мы созревали молча, ложно, горестно и замкнуто.
Учился хорошо, писал сочинения, хорошо отвечал. Мне раз в классе аплодировали при самом господине попечителе — это был большой скандал.
В то время мы увлекались французской борьбой. Борьба происходила за загородкой в огромном низком Михайловском манеже. Боролись и в цирке; иногда на арену приносили коночный легкий рельс, стучали по нему, чтобы показать публике, как он звенит, клали на плечи борцу, тот упирался руками в колени.
Люди по четверо с каждого края нажимали на рельс: он гнулся.
Но как велика тяжесть!
Надо также не связывать общего с частным, не прикручивать все к сюжету, к прямому повествованию, хотя бы хроникально-мемуарному.
Берегу воспоминания об обычном, хочу передать забытые запахи — дыма и пыли прошлого.
Вспоминаю прошлое, как будто протирая стекла. Вижу молодость тяжелую и невнятную.
К гимназии я не подошел, и меня исключили.
Ходил в перекрашенном гимназическом пальто, на спине которого, как прорезы на деке скрипки, белели следы споротого хлястика: почему-то это место не прокрасилось.
Пришили к пальто воротник из кошки.
Чувствовал себя как собака, целиком зашитая в кошачий мех.
Стало у меня много времени.
Я вплывал в книги, как пароходик финляндского общества «Пароходство» вплывает под мосты.
Мост очень длинен; исчезает постылый белый свет, у рулевого колеса желтеет какая-то лампочка; вверху негромко шумят колеса.
