— Я тебя спрашиваю, — говорит Кристина.
— Что?
— Я спрашиваю, как тебе поправился тот вечер у нас?
— Не знаю, такой же, как и все вечера в вашем доме. Все одинаковые.
— Нет, не все. Бывают блестящие, а бывают скучные, иногда могут быть изысканные или унылые, разные бывают.
— Все они одинаковые. Просто почти всегда приятно отвлечься и ни о чем не думать, — сказал Даскаль.
— Аугустину было нехорошо.
— Он неврастеник.
— Обожаю неврастеников, они прелесть.
— Это болезнь нашего времени.
— Так элегантно иметь расстроенные нервы. Все нормальное скучно. Знаешь Бласкесов? Они нормальные и ужасно скучные. Муж у нее под каблуком.
Даскаль допил свой мартини и заказал официанту еще два. Бар «Президент» совсем опустел.
— Ничего странного, на Кубе всегда верховодит женщина, — сказала Кристина.
— Великий американский матриархат.
— Можно подумать, что инициатива у мужчины: поглядеть, как он раздевает взглядом женщин, ни одной не пропустит, но стоит женщине согласиться, как он бросается домой, под крылышко к законной жене.
— Если бы это была ты, я бы за них не поручился.
— Да и женщина тоже: держится вызывающе, носит облегающие платья, а случай представится, и она согласна лишь поиграть; когда же оказывается, что надо идти до конца, она бежит прочь, как от дьявола.
Десять минут пятого. Хозяин бара предупредителен: из спрятанной где-то радиолы несется приторно-слащавый блюз.
— Я бы на твоем месте не говорил так уверенно, — настаивает Даскаль.
— А я уверена. Мы, кубинцы, мастера на разговоры, а что касается дела — нам еще учиться и учиться.
— Это что — вызов или просто такая теория?
Кристина засмеялась: верно, так она смеется на воскресном чае в Кантри-клубе.
— Теория. Но абсолютно точная. Женщина не просто украшение, на Кубе от нее зависит очень многое. У нас в алькальды выбирают мужчину за красоту, а президент приходит к власти за счет голосов избирательниц. И в кубинской семье главенствует женщина.
— Это традиция. С тех пор как Исабель де Бобадилья[32] стала одна править страной…
— Это типично кубинское явление, — сказала она.
— А может, американское: вспомни Малинче, Перричолу[33], или европейское: вспомни Ментенон и Дюбарри.
— Вот всегда ты стараешься разрушить мою теорию.
— Первейший долг умного человека — быть твердым в своих убеждениях или, во всяком случае, стараться быть твердым.
Официант принес мартини. Кристина пригубила.
— Этот слабее, чем тот.
— Точно такой же, сухой.
— Сухой, но не такой, этот слаще.
