Так было. Бертильон 166 | страница 26



— А почему ты здесь? — спрашивает Даскаль.

— Где?

— Здесь, за изгородью, одна.

— Я устала, — отвечает Мария дель Кармен.

— От чего устала?

— От голосов, от людей…

— Надо полагать, ты не должна уставать от этого. Надо полагать, ты должна быть к этому привычной.

— И тем не менее я устаю.

— Иногда это надоедает, — говорит Даскаль.

— Только иногда, очень редко.

— Ты же принадлежишь к…

— Я сидела там, слушала и вдруг почувствовала такую усталость, будто делаю одно и то же тысячу лет.

— Да, но ты принадлежишь…

— К чему?

— К этому миру, к ним. А я — нет…

— Ты — нет?..

— Я — нет… Я не езжу в Варадеро на регату, не хожу по воскресеньям в Кантри-клуб. У меня нет машины со съемным верхом, и я не занимаюсь греблей, вообще никаким спортом не занимаюсь. Не одеваюсь у Мьерес. Не бываю в театрах на Бродвее и не могу поговорить о последних пьесах. Мой отец не играет в гольф, а мать не разбирается в бридже. У меня дома нет установки для кондиционирования воздуха, а в ресторанах — кредита, я не расплачиваюсь чеками в «Эль Кармело».

— Я тебя ни о чем таком не спрашивала. Ты, оказывается, с комплексами.

— А вот ты член Билтмор-клуба, учишься на философском факультете в университете Вильянуэвы и входишь в команду игроков в софбол.

— Откуда ты все это знаешь?

— Просто я читаю «Золотую книгу» Альвареса де Каньяса и университетские отчеты. Это мое любимое занятие. Читаю их каждый вечер перед сном. Вместо молитвы. И все на свете должны поступать точно так же.


Посередине газона на стеклянном столе стоят два серебряных блюда с рыбным пудингом и заливной индейкой, аккуратно украшенные во французском вкусе. В центре сверкает большая хрустальная чаша со сладким салатом из фруктов, политым сливками и посыпанным орехами. Рядом — рис по-милански. А дальше — шоколадный мусс и ромовая баба. На столике сбоку — фарфоровые тарелки, серебряные приборы в стиле ренессанс и салфетки с брюссельским кружевом и монограммой «SS», вышитой в причудливом овале.

Маргарита, Франсиско Хавьер, Анита и Карлос едят, сидя около розария за столиком из белого металла. «А мне больше нравится он. Вот это парень. — Марлон Брандо хорош — это правда, но Вивьен Ли неподражаема. Видно, тот, кто придумал эту картину, совсем тронутый. — Его зовут Винчестер или вроде этого… — Теннесси Уильямс. — Он самый. Не поймешь хорошенько, что там происходит, но очень здорово. — А эта сцена, когда старуха приходит продавать цветы для покойников! У меня волосы дыбом встали. — Не знаю уж, где откопали этого Марлона Брандо, но он настоящий мужчина. — Здорово (Карлос) анонсируют фильм: «Она хотела быть хорошей, но один час страсти изменил ее судьбу». — (Продолжительная пауза.) — Это верно (Маргарита), она хотела быть хорошей… — Но один час страсти… (Карлос.) — Он должен был лучше обращаться с бедняжкой сумасшедшей, ведь от этого она и сошла с ума; она и так была ненормальная, а из-за него совсем помешалась».