Зовут меня Пепе Ангуло,
и нипочем мне горе —
мне по колено море,
мне по колено море.
Только я все горюю,
только я все горюю,
больше люблю я бурю…
Даскаль вышел на террасу. И оттого, что кондиционированный воздух в баре был очень плотным, жара снаружи показалась ему даже приятной, будто он вернулся в надежно оберегающее его материнское лоно. Было приятно вот так окунуться в жару и даже постоять здесь несколько минут, пока опять не начнет выступать липкий пот и не покатится под чистой рубашкой. Хмель шумел в голове, Даскаль закурил сигарету, глубоко затянулся и выдохнул дым через нос, с удовольствием ощутив сухой и душистый запах.
У каждого свой цвет, и твой — серовато-зеленый. Цвет застоявшейся морской воды. И знаешь почему, Карлос? Представь себя в ярко-красном! (Комаров бы ты, конечно, в таком виде привлекал.) Нет, твой цвет — пепельно-серый, цвет гнилой зелени. Болотный. Ты, парень, без царя в голове, потому что ты ничем не интересуешься. Давай говорить прямо: ты не оптимист. Оптимизм вырабатывают железы, и порукой ему — хорошее пищеварение. Только при хорошем пищеварении человек может падать добра от всего и от всех. Ты же в этой компании, точно магнитная стрелка между полюсами, мечешься, то притягиваясь, то отталкиваясь. А вот обладай ты оптимизмом, ты был бы стойким, мог бы здраво принимать решения и идти своим путем. Да, я знаю, ты выше Аниты, Франсиско Хавьера и Иони, но оторваться от них ты не можешь. Тебе нравится бывать здесь, слушать, что они говорят, смотреть, ощущать, вдыхать эти запахи и находить в этом удовольствие. И потом отрекаться от всего лишь затем, чтобы очень скоро снова вернуться сюда. В тебе столько же постоянства, сколько в стрелке компаса во время шторма.
Карлос положил ему руку на плечо: «Скучаешь?» Даскаль поставил стакан на стол: «До отупения». — «Вот идут мои старики», — сказал Карлос.
Алехандро Сарриа и Кристина Сантос. Господа из Дюпона. Владельцы Ландалусе и бассейна. Для Даскаля — гостеприимные хозяева. Вот они подходят, улыбающиеся, загорелые, внушительные.
И еще кто-то идет по террасе. Даскаль смотрит, и его грудь заливает волна горячей страсти, которая тут же оборачивается совсем земным желанием. Он не знает ее имени, но Карлос сейчас скажет. Оранжевый свет придает живость ее лицу, ее угловатым чертам; от него еще темнее кажутся ее ресницы, глаза, копна волос. Карлос говорит: «Мария дель Кармен Седрон». — «Дочь красноречивого сенатора Седрона». — «Дочь».
