— Вздор это всё, мистер Стэнбридж. Я ни живая и ни мёртвая. Для живой души жизнь не может быть бременем, а дела — защитой от мук жизни в царстве теней.
Черити тогда даже испугалась. Наблюдая за леди Хэрриет в церкви, она замечала, что та редко молится, чаще просто сидит, глядя на распятье и явно не слыша службы. Смерть матери не сломала Черити, но заставила рано повзрослеть, а вот потеря мужа и сына, видимо, подлинно сокрушила душу леди Рэнделл, с немым сочувствием подумала она.
При этом леди Рэнделл была очень богата. Об этом говорил Бенджамин Кассиди, и сэр Тимоти тоже несколько раз выражал сожаление о смерти сына леди Хэрриет. Фортесонхилл приносил не меньше пятнадцати тысяч годовых, и если бы Кристофер Рэнделл не умер от оспы, а женился бы на его Вирджинии — это был бы на редкость удачный брак. Но, увы…
Однако никто в Солсбери никогда не говорил, что у миссис Рэнделл остались племянники. Это, выходит, её наследники?
… Вечер в кругу семьи, среди привычных с детства лиц, которые из-за недавней разлуки казались странно новыми, успокоил и даже развеселил Черити. Приятно было увидеть даже братца Винсента с его вечно озабоченной физиономией, рада Черити была и встрече с леди Дороти. Тётка никогда не давала ей поблажки, но никогда и не обижала, считая, что вырастить дочь Эмили — её долг перед покойной сестрой.
Кузен Энтони тоже был невесел, хоть и старался скрыть дурное настроение.
Мистер Хейвуд за зиму раздобрел и несколько обрюзг, но был любезен, даже сказал Черити, что она выросла и похорошела. В тайне от семейства Хейвуд выделил деньги племянницы в особое управление, сохранял и проценты, рассчитывая к двадцати годам скопить ей пять тысяч — не Бог весть какое, но всё же приданое. И ему совсем не хотелось услышать упрёки, что он держит сиротку в чёрном теле. А между тем её худоба и бледность в былые годы многих наталкивали на подобные мысли. Он сам часто удивлялся, почему дочь его свояченицы бледна, точно чахоточная. Но последние месяцы, слава Богу, добавили ей румянца и весьма оживили личико. Конечно, с его Вирджинией племяннице по-прежнему глупо было и ровняться, но теперь её лицо хотя бы не пугало синюшными кругами под глазами, а губы — бледной немочью.
Вирджиния, прелестная, как первоцвет, тоже, как всегда в обществе, с приторной ласковостью поприветствовала кузину и продолжила рассказ, о балах и театрах, которые они посетили с Сесили в Лондоне, о сделанных там покупках и новых модах. Черити только и смогла, что в минуту затишья передать всем привет от тётушки Марджери, как её снова перебили, на сей раз — леди Дороти.
