– Да нет, вроде. – Дедушка даже не вспотел.
– А мухи как же?
– Плевать.
Большая муха уселась ему прямо на нос, а он будто не заметил.
Сьюзи стало не по себе.
– И впрямь, умер.
– Погромче, детка, – сказал дедушка. – Со старшими мычать не вежливо.
Тут он заметил на дороге маму. Хоть и было жарко, неслась она во весь опор, а сзади виднелся преподобный Пибоди. Он пыхтел и кряхтел, но мама ни разу не сбавила скорость, пока они не добрались до веранды.
– Как делишки, преподобный? – крикнул дедушка.
Преподобный, заморгав, потрясенно разинул рот, но не проронил ни звука.
– Что случилось? – спросил дедушка. – Язык проглотили?
Преподобный скривился, будто съел таракана.
– Кажись, я знаю, как вы себя чувствуете, – сказал дедушка. – От жары пересыхает горло. – Он глянул на маму. – Адди, не принесешь преподобному чего-нибудь освежиться?
Мама ушла в дом.
– Ну что ж, – обратился дедушка к преподобному, – плюхайте сюда свою задницу, пообщаемся.
Преподобный нервно сглотнул:
– Визит не совсем светский.
– Ну и что же вы притащились в такую даль?
Преподобный снова сглотнул:
– После разговора с Адди и доком, мне попросту нужно было убедиться самому. Он посмотрел на рой мух вокруг дедушки. – Теперь я жалею, что не поверил им на слово.
– О чем вы?
– О том, что человек в вашем состоянии попросту не вправе задавать вопросы. Когда пречистый Господь нас зовет, положено отвечать.
– Не слыхал никого зова. Правда, слух мой не тот, что раньше.
– Вот и доктор так говорит. Потому вы и не замечаете, что у вас не бьется сердце.
– Замедлилось чуток, ну так это вполне естественно. Мне скоро девятый десяток стукнет.
– Вы когда-нибудь задумывались, что девяносто не шутка? Вы, дедушка, и так прожили очень долго. Вам не приходило в голову, что, может, время угомониться? Вспомните, что говорится в Слове Господнем... Бог дал – Бог взял.
– Ну, меня он что-то брать не торопится, – со сварливой миной ответил дедушка.
Преподобный Пибоди выудил из джинсов бандану и вытер лоб.
– Не нужно бояться. Это бесценный опыт. Ни боли, ни забот, вся тяготы позади. Более того, с этого солнца уберетесь.
– Я и так его почти не чувствую. – Дедушка коснулся усов. – Вообще почти ничего не чувствую.
Преподобный взглянул на него:
– Руки немеют?
– Да я весь какой-то занемевший, – кивнул дедушка.
– Так я и думал. И знаете, что это значит? Начинается rigor mortis – трупное окоченение.
– Не знаю никакого Мортиса, – сказал дед. – У меня только ревматизм – вот и все.
