Под ледяными унтами и штанами в ледяных пупырях — мокро. Но Василий знал, что, когда разгонишься, станет теплей. Он бежал так быстро, как только мог. Ветер подул в лицо, стал жечь щеки и нос. Солнце светило ярко. Славный денек.
Ногам в унтах стало теплей. Сколько Васька бежал, он не знал. В страхе или в деле время идет своим чередом. Уж, кажется, близко Уральское, а все время являются сопка за сопкой, словно кто-то их расплодил нарочно. Какая-то горелая сопка попалась. Василий прежде не замечал ее никогда. А солнце словно стояло или шло вверх иногда. Но Вася знал, что это он сам забирался вверх по мари на плоскогорье.
Вон, слава богу, Косогорный хребет. Сил остается мало. Васька чувствует, что все жилы его начинают промерзать. На ногах мышцы — как натянутые скрученные веревки.
Он не полез через хребет, а пошел в обход по речке, по речке же вышел к озеру и побежал по релке в редком лесу. Вот уж видны снежные чистые квадраты среди гладких черных стен леса. Пашни! Силы, казалось, прибыло. Пальцы на ногах ничего не чувствуют. Не обмерзли?
Уж близко, а все нет дома.
Васька остолбенел. Что такое? Пожар в пашей деревне? Кто зажег? Неужели по злобе? Кто на кого? Не себя ли кто сжигает?
Парень стал сильно мерзнуть.
Близко от дома, а бьет озноб, все холодней становится. Это потому, что Амур близко, а от него всегда дует.
Нет, это с Федькиной баней что-то случилось. Она вся как в облаках, того и гляди, подымется и ветром ее унесет. На сильном морозе густой пар валит из всех щелей. Рассохлась, что ль? Вот это кто-то парится! Ай, дядя Федор! Наверное, жарятся наши старики! Вот где тепло!
Васька подумал — в церкву собираются, хотят приехать во всей чистоте. Постятся, праведные люди!
Он представил, как сейчас окунется в этот жар. Спасся, наконец-то! Добежал! на росчисти солнце вышло над деревьями. А он уж дома! Теперь всю жизнь будет брать кремень и огниво.
Васька забежал в баню. В предбаннике в густом облако пара содрал с себя меховую куртку, скинул унты, сорвал обледеневшие портянки. Ноги целы!
— Кто тут? Ты, что ли, Васька? — Из пара вышла разморенная женщина. Шея у нее черная, светлые волосы подняты наверх, уши открыты, и от этого кажется она еще голей.
Васька никогда но думал, что Татьяна такая ладная. Лицом она всегда мила, в веснушках. Шутливая озорница! Смотреть на жену дяди Федора всегда приятно. Ему не было двенадцати, когда она вышла замуж за Федьку. Василий был ее любимцем. Иногда она пыталась учить его целоваться, дразня застенчивого молоденького мужа. Васька смущался и дрался с ней. Потом он привык, что Татьяна всегда с кучей ребят, в каких-то юбках, платках, чего-то на ней всегда понадевано, так что кажется она старухой. Только ключицы торчат, словно на ней кожа и кости. А сейчас она такая молоденькая, гладенькая, пухлый живот туго схвачен в поясе, пухленькие ноги. Привычная усмешка и озорство в ее глазах. Конечно, бывало в деревне, что мылись всей семьей. Так было. Ваську лет до двенадцати водили со всеми. Потом чего-то заметили за Васькой старшие. Выгнали его тогда из бани, и стал он ходить мыться с отцом.
