Вестибюль отеля может похвалиться восточными коврами, нарочно потертыми в нужных местах, чтобы создавалось ощущение, что им десятки лет; все это тускло освещают маленькие кованые бра, на которых светятся золотисто-оранжевые сферы. Знакомая с виду девушка с угловатыми скулами, облаченная в черные кожаные лосины, вполголоса болтает по-французски под раскидистым зеленым растением в горшке; по-моему, я видела ее на рекламном щите. Я несколько раз подряд нажимаю кнопку лифта. Следовало быть в номере подружек невесты уже десять минут назад.
Дверь наконец открывается, и у меня перехватывает дыхание. Парень с песочными волосами склонился над блэкберри, печатая со скоростью молнии. У меня сводит живот. Я не видела Джонатана и не говорила с ним с момента разрыва. Теперь, когда было время подумать (и поплакать, и выпить с Кэролайн бесчисленное количество бутылок вина), я начала сомневаться, что приняла верное решение. Все кончилось посреди «Дина и де Луки» на оглушительной смеси гнева, адреналина и уверенности. Я была резкой и импульсивной. Конечно, от его измены больно, но это не значит, что я не скучаю. Лифт снова звякает – чистый, высокий звон, – и молодой человек отрывается от блэкберри. Совсем не те черты: слишком острый нос, глаза грязно-карего цвета. Это не Джонатан. Молодой человек проскальзывает мимо меня и придерживает двери рукой, пока я захожу.
– Спасибо, – заикаясь, произношу я.
Сердце переходит от стаккато со скоростью шестьдесят миль в час всего на сорок пять, и я, расслабившись, прислоняюсь к прохладной стенке лифта. Я не готова встретиться с Джонатаном. Но, нравится мне это или нет, сегодня придется его увидеть. И не только его: Мэри-Кейт, их родителей и распоследних тетушек, дядюшек и любопытных кузин, которые будут выведывать, когда уже Джонатан купит кольцо.
Сегодня должен был состояться мой большой выход в качестве претендентки на вожделенное место в семье Колтонов. Вместо этого я прижимаю ладонь к животу, борясь с тошнотой. Двери лифта открываются, и я бегу по коридору к номеру подружек невесты. Стучу в дверь, и похожая на мопса Джесси, которая так напилась на девичнике у Мэри-Кейт в Остине, что описалась, впускает меня.
Внутри стоит какофония из громких женских голосов, старой песни Бейонсе и ровного гула фена. Номер просто огромный. Мэри-Кейт, ее мать Нэнси, пять подружек, мать Тоби и целая армия парикмахеров, визажистов, маникюрш, фотографов и организаторов свадеб рассеяна среди моря телесных бюстгальтеров без бретелек, флаконов лака для волос и запасных объективов.
