Он приблизительно такого же размера, как весь «Кизил». По центру располагается стол. На месте наших кроватей – книжные шкафы от пола до потолка. Стена за столом увешана фотографиями. Здесь чувствуется запущенность – как в музее, которому не хватает финансирования. Лампа «Тиффани» покрыта тонким слоем пыли и скучает на столе. К дисковому телефону, вероятно, не прикасались несколько лет.
Я встаю на четвереньки и ищу розетку. Она за столом. Я подключаю к ней зарядку, а потом встаю в полный рост точно в центре кабинета, не зная, где искать. Без подсказок дневника Вивиан сложно определиться. Я помню, что она писала, будто ей удалось что-то стащить. Вероятно, улик было несколько.
Я иду к книжному шкафу слева. В нем стоит куча толстых замшелых томов, посвященных природе. Здесь есть Дарвин, «О происхождении видов». Рядом пристроился Одюбон со своими «Птицами Америки». «Уолден» Торо. Я беру толстую фиолетовую книгу и рассматриваю обложку. «Ядовитые растения Северной Америки». Я прохожусь по страницам и вижу картинки с кружевными цветами, красными ягодами, похожими на бруснику, ядовито-зелеными грибами. Сомневаюсь, что Вивиан говорила об этом.
Я поворачиваюсь к столу. Окидываю быстрым, прицельным взглядом телефон, лампу и отрывной календарь, а потом лезу в выдвижные ящики. В первом лежит всякий мелкий хлам: от колпачков от ручек до скрепок. Я закрываю его и выдвигаю второй. Там – лохматые старые папки с документами. Я пролистываю их. Чеки, банковские заявления, счета, выставленные за работу по дому еще давным-давно. Ни намека на что-либо сенсационное. Во всяком случае, за свое краткое пребывание в доме Вивиан наткнулась на что-то более интересное.
В нижнем ящике я нахожу деревянную шкатулку, совсем такую же, как та, что Вивиан показывала мне во время путешествия на другую сторону озера. Эта сохранилась получше. Тот же размер. Та же странная тяжесть. Даже инициалы те же:
Чарльз Катлер.
Имя приходит мне в голову безо всяких усилий, неожиданно и легко. Я смотрю на инициалы, и все встает на свои места. Я достаю шкатулку из тайника и аккуратно ее переворачиваю. На дне – хорошо знакомые слова.
Собственность «Тихой долины».
Я снова переворачиваю шкатулку и открываю ее. Внутри – зеленый бархат и фотографии.
Старые снимки, на которых изображены женщины в сером с длинными-предлинными волосами, струящимися по спине.
У каждой такая же поза, как у Элеоноры Оберн, только щетки в руках нет.
