Ускользающая метафора | страница 19



Я подумал: «Так, день еще не закончен». Закралось предчувствие, что воскресенье это продлится еще долго. Встав из-за стола, я медленно двинулся в прихожую.

35

То место было бы лучше оставить как есть

Я неторопливо шел в прихожую, не имея понятия, кто звонит мне в дверь. Остановись перед домом машина, я бы ее услышал. Столовая — чуть в глубине дома, однако вечер стоял очень тихий, и если бы подъехала машина, до меня бы наверняка донесся шум мотора, шелест колес — даже очень тихий гибридный мотор «приуса» — гордость «Тоёты». Но я не услышал абсолютно ничего.

И, я уверен, никого бы не привлек подъем по длинному склону без машины, к тому же — в потемках. Дорога здесь почти без освещения — и вокруг ни души. Я живу в отдельно стоящем доме на вершине горы, и у меня нет близких соседей.

Я было подумал: а вдруг это Командор? Но с чего бы? Теперь он может бывать здесь когда и сколько угодно. Зачем ему звонить в дверь?

Даже не проверяя, кто там, я повернул ручку и открыл входную дверь. Там стояла Мариэ Акигава — абсолютно в той же одежде, что и днем, только поверх ветровки с капюшоном у нее был темно-синий тонкий пуховик: после заката в горах становится прохладно, — и в бейсболке «Кливленд Индианз» (почему команда именно Кливленда?). В правой руке она держала большой фонарь.

— Ничего, если я войду? — спросила она. Ни «доброго вам, сэнсэй, вечера», ни «извините за столь поздний визит».

— Ничего. Само собой, — ответил я — и больше ничего не сказал. Ящичек у меня в голове все еще не закрывался плотно: шерстяные клубки застряли в его глубине.

Я проводил девочку в столовую.

— Как раз ужинал. Не возражаешь, если доем? — спросил я.

Она молча кивнула. Обременительных понятий обычной вежливости для этой девочки, похоже, не существовало.

— Чай будешь?

Она опять молча кивнула. Сняла пуховик, бейсболку и поправила волосы.

Я вскипятил чайник и положил в заварник зеленого чая. Все равно собирался пить сам.

Мариэ, поставив локти на стол, смотрела, как я поедал желтохвоста, пил суп-мисо и закусывал все это рисом. Как на диковинку, смотрела — словно, гуляя по джунглям, стала свидетельницей тому, как гигантский питон глотает детеныша барсука, села на камень и принялась наблюдать за происходящим.

— Вот, маринад я делаю сам, — пояснил я, чтобы прервать гнетущее молчание. — Так желтохвост хранится дольше.

Она не подала и виду, что услышала. Впору усомниться — она вообще меня слушает?

— Иммануил Кант вел весьма правильный образ жизни, — произнес я. — Настолько, что горожане сверяли по нему часы, когда философ выходил на прогулку.