Через год, когда мы, по-прежнему еще пленные, хотя и были теперь ближе к родине, сидя во вшивых бараках лагеря под Лондоном, услышали по радио многократно повторенный приговор Нюрнбергского Трибунала: «Death by hanging»[2], — нас потрясла реакция окружающих: многие называли приговор позорным и несправедливым, оправдывали приговоренных к смерти, они, мол, только выполняли свой долг… Выходило, что мы и здесь были лишь небольшой группой, противостоящей большинству. А в Гейльбрунне — Одиссея по пути к свободе еще не завершилась — в американском лагере для освобождаемых наши соотечественники встретили нас с ненавистью, озлобленной бранью, обзывали «патентованными демократами»… То были бывшие эсэсовцы, которым американцы поручили должности начальников лагеря. Не потому, однако, что доверяли им, просто никто из немцев не соглашался на такую работу, кроме тех, кто с полным основанием боялся возвращения к гражданской жизни и кто предпочитал оставаться на американских хлебах, что таким немцам было больше по душе.
Но на этом они не успокоились. В надежде на богатый улов они безапелляционно объявили, что мы якобы по указанию коменданта обязаны сдать им кофе, сигареты и все прочее, привезенное с собой. Янцен, я и все остальные, убежденные, что нас хотят «взять на пушку», кинулись к американскому коменданту, честному антифашисту, какие в ту пору еще были в американской армии. Он подтвердил, что подобного указания никто не давал, и обещал проследить за тем, чтобы у нас ничего не отобрали. Слово свое он сдержал. Коричневые начальники лагеря утопили бы меня и Янцена в выгребной яме, если бы нас повсюду не сопровождали крепкие, сильные товарищи. Но из пятисот военнопленных мы с Янценом покинули лагерь последними. Эту свинью землячки нам все-таки подложили.
И вот в один хмурый ноябрьский день 1946 года я наконец мог сказать себе — я свободен. Правда, мое первое впечатление на свободе нельзя было назвать вдохновляющим: сидя в углу темного, холодного вагона поезда, я стал свидетелем разговора моих попутчиков. Со злобным недоброжелательством ругали они все и вся за то, что бывшим узникам концлагерей выдают улучшенные пайки.
— А ведь в большинстве своем это были настоящие преступники, — сказал один из собеседников.
Никто не возразил ему, а я слишком устал и слишком был угнетен такой встречей с родиной, чтобы вступить в разговор. Да, будет нелегко, как сказал тогда Янцен. Он был прав. Путь к свободе был еще долог…
