Новый год я должен был встретить в карауле, “чтоб служба мёдом не казалась”. Рота пошла к “шефочкам”, а “провинившиеся” – в караул. Да ну их, этих “шефочек”, они смотрят на солдата, как на мусор какой, танцует с тобой, и чувствуешь, как ей противно. Лучше гальюн мыть, чем к таким девкам.
Мне повезло, я попал в одну смену с Кузей, Евгешей и Дуйсенбаем. Очень приятная компания.
Когда ехали в караул, Евгеша сказал, чтобы я протоптал дорожку вокруг большого пня. Зачем, говорю. “Совсем дурак, даже не притворяется.”-сказал Евгеша. Ну, я его послал куда подальше: пусть идёт прямо и не сворачивает.
У нас была смена с двадцати трёх до часу, как раз на Новый год. Мы ночью ходили по посту, чтобы видеть друг друга. Это сточки зрения “охраны и обороны”, так сказать. А если просто так, то не так тоскливо. И вот смотрю, они на моём посту топчутся вокруг пня. Почему, мол, не протоптал дорожку, говорят. На пеньке стоит моя ёлочка, украшенная, около неё Дед Мороз с чем-то, похожим на ружьё. Стоят свечечки, лежат конфеты. Кузя вытаскивает из-под тулупа бутылку лимонада, Дуйсен-бай –четыре бумажных стакана. “Ну, солдаты,- говорит Кузя, - треснем за Новый год, за первый год службы, чтоб второй и третий по-быстрому прошли. Зажигай свечки.”-это мне.
Мы сняли тулупы, выпили лимонаду, закусили конфетами как раз в ноль часов, повесили автоматы на шею, положили руки друг другу на плечи и пели тихонько вокруг пенька про родившуюся в лесу ёлочку.
Конечно, мы грубо нарушили, чего там. Но эти парни подарили мне праздник, когда мне было так паскудно, как, пожалуй, никогда до этого. Я не думаю, будто им было легче. Мы все с трудом входили в крутую солдатскую жизнь. Потому тот Новый год на посту для меня до сих пор – самый, самый, самый.
Таги Исмаилов схлопотал три месяца без увольнения уж не помню, за что. Скорее всего, через свой дурной характер. То есть, это взводный его таким считал, вот и “наградил”. Таги очень переживал, потому что у него в соседнем селе “образовалась, понимаешь, женщина, ничего такая”, а “мужчину без женщины только враг оставляет”, потому что он солдат и у него от этого боеготовность падает. Мы со смехом говорили, что его боеготовность должна только подниматься. Таких шуток он не понимал.
Конечно, трагедь. Адреса он не знал, фамилии - тоже, они встречались в городе. Искать по его описанию охотников не находилось. В самоволку - за ночь не обернуться без транспорта.
