Кат широкими плечами заслонял Сеньке солнце, тот, держа в ручнике накаленную пластинку, шел на палача:
— Уходи, сожгу. Не заслоняй солнца, одно оно только и осталось у кабального.
Ворча, недовольный кат тяжелым шагом уходил из кузницы…
На хозяина Никиту кат смотрел покорно, по-песьи. Демидов вразумлял ката:
— Зри, добро зри за хозяйский хлеб. Кто из крестьянишек явится в деле непослушным и ленивцем, смотря по вине, смиряй батогами, плетьми и железами.
— Чую, хозяин. Сполняю то. — Волосатые жилистые руки ката сжимали плеть, и Никита, поглядывая на заплечного, думал: «Силен, стервец!»
Демидов зорко доглядывал свое поместье. Все шло гладко, богато, во всем обретался свой смысл.
Акинфка добрался до Каменного Пояса и написал оттуда батьке:
«Край громаднющий, руд много — грабастай только. Заело безлюдье. За народом по дорогам гоняюсь. Из Устюга, Сольвычегодска, Ветлуги да Костромы народишко бегит от хлебной скудости, от пожарного разоренья да барского гнета, а я перенимаю тех людишек и к работе ставлю. Хоромы, родитель, я возвожу знатные. Крепость…»
— Добро помышляет, того лучше старается, — хвалил батя Акинфку. — Поспешать надо. Хоромы ставит; ум хорошо, два лучше. Съездить да похозяйничать надо самому…
Задумал Демидов податься в дальнюю дорогу, на Каменный Пояс.
За Тулицей на посадье постукивал колотушкой ночной сторож, оглядывая амбары; кое-где в избах светились поздние огни. В садах и в хмельниках — густая тьма.
Ярыжка Кобылка, к делу не присталый, все доглядел. Дунька покормила его, он разомлел от сытости и брякнул:
— Монашка пришлая парня мутит. Сам видел Сеньку в хмельнике. Ей-бог…
Ярыжка торопливо перекрестился на иконы:
— Вот те крест, не хмель, поганые, чать, по ночам собирают.
Дунька прикрикнула зло:
— Брешешь, варнак! Скажу кату — прикусишь язык…
Кобылка рот ладошкой прикрыл, хитрые глаза закатил под лоб:
— Я — молчок…
На молодкиной душе стало тоскливо. Помрачнела, подобралась, на лицо легли тени. В полдень сбегала в хмельник, поглядела. Верно: покрушены тычинки, примята зелень; земля притоптана…
— Добро, греховодница, так слово держишь!
Позвала Дунька крепостных ковалей, приказала им:
— В хмельник каждую ночь жалуют воры, потоптали все. Поймать надо!
— Поймаем. — Кузнецы переглянулись.
Звезды загорелись ярче, огни на посадье погасли. Заречный ветер шелестел листвой…
Кузнецы сцапали в хмельнике Сеньку и монашку. Молотобоец попросил кузнеца, чернобородого кержака:
— Меня держите, а девку отпустите.
