бы не встретила здесь ещё столько новых друзей. Я теперь даже не знаю, что с ними со всеми делать. И я бы точно не получила заказ нарисовать портрет Инес для фасада офиса на кладбище Грей-сленд. Его собираются установить там в её честь. Есть мнение, что свидетельство о смерти, найденное мной в доме, настоящее. И очень особенное. Нина была абсолютно права. Это то самое недостающее звено. Мама с папой отдали его в кладбищенский архив, чему я вообще-то обрадовалась, потому что хоть я больше и не боюсь Инес, однако свидетельство о смерти в доме вызывает-таки чувство страха.
Может, пройдёт время, и Инес не станут больше упоминать в книгах о привидениях или в Хеллоуин. Может, теперь её станут вспоминать так, как она того заслуживает, – как маленькую смелую девочку.
– Великолепно, дорогая! Просто великолепно! Может, когда вся эта история закончится, мы подумаем о том, чтобы отправить твои работы ещё куда-нибудь? – спрашивает мама. Она наклоняется, чтобы рассмотреть мой рисунок поближе, и нечаянно накрывает своим вампирским колпаком мою голову.
Я смеюсь, глядя на фальшивые клыки, торчащие у неё изо рта. Мама с папой наряжаются каждый год. И это не зависит от того, собираемся ли праздновать или они просто будут раздавать сладости: родители обожают этот праздник. Я отвечаю маме:
– Нет, у меня ещё не очень хорошо получается. В любом случае ты будешь первой.
Мама целует меня в макушку:
– Тесса, мы с тобой ведь одна команда. Мои картины или твои – это не важно. Важно, что ты занимаешься делом, которое любишь!
Папа усмехается, натирая свой карманный ножик бруском канифоли. Странная штука эта канифоль. Выглядит как обычный гель, а ведь как натирает скрипичные струны! И тогда музыка звучит лучше.
«Совсем как наша семья», – думаю я. Может, мы немного странные, зато мы счастливы.
Мама обнимает папу за плечи и отворачивает воротник его костюма Волка, чтобы я увидела выглядывающую из-под него майку с пёстрым гавайским рисунком.
– А как поживает мой Оборотень? Таких на Земле не так много. Позволите взять у вас автограф? – Она целует его в небритую щёку, и я отворачиваюсь. Я рада, что они не дерутся, как родители Кэссиди. Это уж совсем… перебор.
– Оборотень даёт автограф! – Папа оскаливает зубы, как пёс, вытаскивает из столика ручку и начинает расписываться на маминой руке, прежде чем та успевает удрать. Смеясь, она потом хватает другую ручку и начинает размахивать ею перед собой, как шпагой. Оба покатываются от смеха.
