Вкус медной проволоки | страница 10
Котелки быстро пустели, и мы шли за водой на колонку, где сидела тётя Паша и открывала кран, только когда мы подставляли котелок, и закрывала, когда котелок наполнялся. А когда мы возвращались на площадь Щорса, то со всех сторон кричали: «Сынок, воды!»
Нас было немного, человек двенадцать. Самыми младшими были мы с Котькой Греком. Пока мы делали один рейс, ребята постарше - два, а Нонка с Гешкой - три. Они носились как угорелые.
Первым сдался я. Я ушёл искать осколок, такой же, какой был у Гешки, коричневый кусок металла с зазубринами. Мне надоело носить воду и слышать, как раненые кричат: «Сынок, воды!» У меня кружилась голова, хотя я пять раз мочил тюбетейку. Я ушёл, никому не сказав ни слова.
Вечером ко мне пришла Нонка.
- Ты почему ушёл? - спросила она, и я решил, что сейчас она мне даст по шее.
- Я устал, - сказал я. - Вы большие, а я маленький.
- Котька тоже маленький, - сказала она, - но он носил воду весь день. Мы носили воду до тех пор, пока её не перестали просить, и все время Котька был с нами.
Она смотрела на меня зелёными глазами, и я все ждал, когда она даст мне по шее.
- Твой отец геройски погиб под Киевом, - сказала она. Это была правда. Мой отец был первым с нашей улицы, кого убило на войне. Это случилось 9 августа сорок первого года. Его любили все мальчишки с нашей улицы и Нонка тоже.
- Ты не должен так себя вести, - сказала Нонка. - Если бы был жив дядя Саша... - и она вдруг ушла, так и не дав мне по шее.
На следующее утро я взял котелок и пошёл на площадь. Ребята не разговаривали со мной.
- Ничего, - сказала Нонка, - подуются и перестанут, а ты посмотри, как люди страдают... Кошмар.
Теперь я носил воду, стараясь не отставать от Нонки.
- Пейте, - говорили мы. - Пейте себе на здоровье, пока не напьётесь. Мы ещё принесём.
Раненые благодарили. «Молодцы, огольцы», - говорили они и улыбались. Когда мы совсем выдохлись и сели в тени передохнуть, прибежала Нонка и, вытирая потное лицо рукой, завопила, что нечего нам рассиживать в тени, а лучше устроить для раненых концерт.
- Давай! - обрадовался вдруг Дубай. - Я спою им «Цыплёнка жареного».
Концерт прошёл отлично. Цубана вызывали раз десять. Он пел, плясал цыганочку и изображал лай щенка. Я читал стихи, Вовка Жереб держал на руках стойку, а когда мы запели «Раскинулось море широко», её подхватили все, вся площадь.
Нонка сияла.
- Ну, что я вам говорила! - повторяла она, когда после концерта мы шли обедать. - Они же смеялись!