За многие годы их сносили, обновляли, подстраивали, а поскольку дальнейшее расширение было невозможно из-за построенных когда-то на окраинах защитных валов, в черте города возник самый настоящий лабиринт.
От Гиергассе, где жили в основном мелкие придворные чиновники, в том числе семья Бетховен, длинный переход вёл к стоявшему на Рейнгассе дому пекаря Фишера. Сейчас возле него в сумраке стояли двое двенадцатилетних подростков. Они рассматривали примыкавший к дому маленький сад с сочувственным превосходством людей, познавших все тайны земного бытия.
— Глупо, — пробормотал Бенедикт Бахем.
— Что ты хочешь от девчонок. — Его одноклассник Франц Вегелер презрительно пожал плечами. — А ведь нужно всего три раза раскачаться, чтобы коснуться пальцами ног крыши курятника.
Они охотно показали бы несчастным существам в передниках, как это делается, но считали ниже своего достоинства общаться с теми, кто ещё таскает с собой куклы. В саду маленький мальчик считал:
— Девятнадцать, двадцать! Всё, Цецилия, слезай. Теперь моя очередь!
Он кое-как вскарабкался на подвешенные слишком высоко качели и закричал во всё горло:
— Внимание!
— Ну, у этого маленького уродца точно ничего не получится, — усмехнулся Франц Вегелер.
— Давай подождём. — На добродушном веснушчатом лице Бенедикта Бахема появилось упрямое выражение.
— Но ему же не больше четырёх.
— Ему? Да он уже давно ходит учиться к господину Руперту на Нойгассе.
Франц Вегелер понимающе кивнул. На Нойгассе учились исключительно дети бедняков.
— А отец у него придворный музыкант. Могли бы, конечно, жить лучше, если бы он всё не пропивал.
— Ты говоришь о пьянице Бетховене? — быстро спросил Франц Вегелер.
— Да, а там на качелях его старший сын.
Людвиг втянул голову в плечи и стал похож на горбуна. Его чёрные волосы развевались на ветру, при каждом взлёте качелей он всхлипывал, но продолжал считать:
— Семнадцать!
Он с силой оттолкнулся ногой от края крыши курятника, раскачался, ловко спрыгнул с качелей и крикнул одной из девочек:
— В следующий раз у меня это получится уже на пятнадцатом толчке.
— Людвиг!
Мальчик замер, затем медленно повернул голову и вгляделся в окна второго этажа.
— Ты уже упражнялся на рояле?
Людвиг ничего не ответил. Его смуглое лицо сразу посерело, губы задрожали.
Зазвонил церковный колокол, но его звуки не заглушили шагов мальчика, понуро идущего к дому.
Во дворе всё было отлично слышно.
— Быстро скамейку, Людвиг.
— Зачем? — спросил Франц Вегелер.
